Глубинный Кузьмич

Кто не помнит Кузьмича из древнего фильма 90-х «Особенности национальной охоты»? Безобидный, любящий выпить бородатый мужичок лет 45, человек хоть и простой, но со сметкой, способный найти выход практически из любой ситуации. Этот киношный образ «Кузьмича» в исполнении актера Виктора Бычкова позже смешался с другой его ролью — капитана Картузова из фильма «Кукушка», о событиях далёкой финской войны.

Наверное, эти колоритные дядьки с ружьями так и остались бы киношными персонажами, если бы в конце ноября Администрация президента не разослала бы своим пропагандистам темник. И вскоре все мы узнали, что именно образ Кузьмича выбран в качестве модели идеального гражданина нынешней России: бесхитростный, не особенно прикаянный в жизни мужчина средних лет, который умрет за родину — и слова не скажет.

Оглядевшись по сторонам, я вдруг понял со всей определенностью, что создавать и взращивать новых Кузьмичей властям даже не придется. Бессознательно тот самый мужик с ружьём, давно, ещё с девяностых, укоренился и реплицируется не только в отечественной кинематографической культуре — но и в самой поведенческой модели подавляющей части жителей России. Безо всякого вмешательства АП. Ментально, смыслово Кузьмич остаётся для россиян образом даже более близким нежели немногословный правдоруб Данила Багров из культового балабановского «Брата». Из того накануне войны тоже, видно, пытались лепить какой-то образец — да не зашло.

То ли дело Кузьмич.
Вон, скольких я насчитал всего за один день, пока сгонял в Петухово.

Григорий

Петухово — это небольшой городок в 200 км от Кургана. Самая что ни на есть глубинная Россия. Еду туда.

У вокзала меня подхватывает таксист, Григорий, немного косящий на правый глаз мужичок, среднего роста, в черной кепке и черном же пуховике, на вид около 48-50 лет.

Разговорились. Григорий не стал кривить душою, рассказывая что таксует для души — он сразу признался, что работа в такси остаётся для него единственным заработка, и возможностью хоть как-то дотянуть до пенсии.

Биография у Григория — типично «кузьмичевская».

— По молодости весело было, я же с 15 лет боксом занимался, потом с пацанами по всему Уралу хулиганили, — рассказывает он. — И как раз меня в армейку призвали, когда вторая Чечня началась. Хотели туда послать, но батя, царство ему небесное, сказал, мол, нехуй там делать. С кем-то перетер, в итоге отправили в РВСН в Подмосковье.

Что отслужил, не жалею. Можно сказать мне там мозги на место и вправили. Парней, с кем до армии двигались, когда приехал, половину посадили, а кто-то спился.

Поэтому когда дембельнулся, веришь-нет — даже гулять особо желания не было. Через два месяца свадьбу сыграли.

— Чем после армии занимались?

— Да чем только не занимался! И стройка, и ремонты. Но в основном по вахтам. До 17-го. В Хантах (Хантымансийск — прим. А.П.) один мудак, как следует, трос не закрепил, он оторвался, напарника насмерть, а меня так арматурной переебало… Два месяца в госпитале под себя срал. Всю правую сторону парализовало — ни рукой, ни ногой не пошевелить не мог, думал на всю жизнь так и останусь. А там же труп на производстве, к ним сразу проверки прилетели. Стропольщику условку, а этим сказали: если со мной, не дай бог, что случиться — сядут все. Когда восстановился, сказали, что все, наработался. Теперь на вахту мне путь заказан. А в Кургане куда идти работать? Заводы за 20 лет позакрывали, вариантов в моем возрасте немного: или грузчиком, или в такси на дядю за три копейки. Работали, знаем! Хорошо хоть права есть, и водительский стаж приличный. Поэтому вот, — мужчина похлопал по рулю своей пускай и не самой новой, но все же до сих пор надёжной «Тойоты». — Моя кормилица… Ээх, просрал я хлебную карточку!

— В каком смысле? — удивился я. Григорий махнул в сторону окна по правую руку от меня и пояснил: — Только что автобус с Тюмени прошел…

В зеркале заднего вида в вихрящемся шлейфе декабрьского снега по направлению к вокзалу удалялся темный силуэт старого импортного автобуса. На таких в Курган с «северов» возвращаются вахтовики — до недавнего времени самые платежеспособные пассажиры. Однако этой осенью денежные потоки устремились на юг, в сторону российско-казахстанской границы, рассказывает мне Григорий.

— В сентябре, когда дезертиры бежали, ух мы денег делали! — с какой то азартной ностальгией вспоминает он. — И с вокзала, и с автобусов, и с аэропорта, даже спрашивать не надо, сами рукой машут. И направление одно: Казахстан. Кого-то до границы, кого-то прямо до места.

— Сколько брали за рейс?

Григорий смеется:

— Ну как сколько! По-разному! Это же по человеку видно, сколько брать. Если студенты там или парни молодые, с них немного, по три-четыре тысячи, если до границы. У них же жизнь только начинается, может быть, и правда им этого не надо. Пускай уедут. А если мужик 35-40-45 лет бежит, уже ряху отъел, ремень на штанах не застёгивается — то с таких по полной.

Пожил, хватит, пора, как говориться, и честь знать. Сказали: ехать воевать, — значит надо воевать.

Был тут один. Стою на вокзале, подъезжает «Крузак» черный, из него мужик с бабой и девчонкой. Спрашивает: до границы сколько? Ну я по нему вижу, что бабки есть, и говорю: пятнадцать. Он зенки вылупил, говорит: «Ты не охренел? Совесть есть?». Я ему: а у тебя? Война идёт, а ты, как трус, убегаешь! Он мне: у меня семья! — А у нас что, семей нету? Или ты особенный? Вон у самого машина какая, садись в нее, да езжай. Говорит, у него страховка дорогая. Пфф, а я причем? Если сказали идти воевать — значит надо. Спрашиваю: присягу давал? Давал. Ну вот, Родина позвала — значит или не выебывайся, или плати. В итоге, мы с ним до границы доехали, на КПП пять часов простояли, а у него, оказывается, долг. Короче, развернули. Я, так и быть, их обратно до Кургана довёз. Вообще чтобы с хохлами быстрее закончить нужно границу закрывать. Надо как при Сталине: либо на фронт, либо ты предатель — и к стенке!

— А у самого не было желания отправиться на фронт? Поехать добровольцем?

Григорий помолчал. Затем, немного понизив тон, ответил:

— Так-то оно так, поначалу хотел. Но сейчас, думаю: пока здесь работается, куда-то рваться? А зачем? Придет повестка или всеобщую объявят, вот тогда пойду. Путин — мужик, но ему с окружением не повезло. Если б нормальные люди были, давно бы уже и Европу, и Штаты, и весь мир раком поставили. А так собрал ворье. Если, не дай бог, с Путиным что-то случиться, тогда пи..дец и нам, и России. Америкосы тут же будут, с нас три шкуры спустят. Путин это понимает, поэтому и ядерное оружие готовит. И правильно готовит. У бомбы же какой принцип? Она если взрывается, всю электронику выжигает, все компьютеры, интернет — все из строя выйдет. Так и надо. Хотя я бы на его месте уже применил. Чтоб всем не повадно было. Украина все равно ничем ответить не сможет, а натовцы зассут, им эта война не нужна.

— А России? 

Григорий задумался.

— Да черт его знает. Но если там (тычет пальцем вверх) так решили, значит, была какая-то информация. Не просто же так всё это начали.

Спустя три часа мы добрались до Петухово.

Холод

На улице смеркалось, а на город к тому же опустилось плотное покрывало угольного дыма. По словам местных, большую котельную снесли этим летом вместе с литейным заводом, к которому она относилась. На смену ей пришли небольшие газовые станции и кочегарки, главное топливо которых — уголь. С тех пор петуховские многоквартирные дома, панельки и хрущевки, общаги — в буквальном смысле промерзают насквозь.

Мое утро началось с грохота за окном. Буквально в 15 метрах от гостиницы, рабочие разбирали старый барак. Пятеро мужчин в утеплённых армейских куртках где-то в ручную, где-то с применением бульдозера с раннего утра ломали кирпичную двухэтажку.

Это было красиво, и я вышел снимать.

Простые русские мужики 40-45 лет, завидев человека с камерой сами пригласили меня в стоящий неподалеку УАЗ — буханку. Открыли термос и предложили согреться чаем. Черный чай, без малейшего намека на сахар, больше напоминал чифир. Мне налили его в крышку термоса.

— Какими судьбами тебя занесло сюда? — поинтересовался сидящий ближе к дверям рабочий по имени Сергей.

— Да так, приехал посмотреть, чем тут живёте, как выживаете.

— Вооот правильно сказал, выживаем. Вот мерзнем тут. Видишь пятиэтажку? Леха, почисть окно, пусть пресса увидит, — обратился Сергей к одному из коллег. — Я там живу.

Мы там в одежде спим. У соседей с пятьдесят первой на прошлой неделе рыбки в аквариуме замёрзли. Вот об этом напиши. Что мэрия ни хрена не делает, что мы здесь вымерзаем.

— А почему так? Давно?

Не дав договорить Сергею, в разговор вмешался второй рабочий:

— Возле железной дороги литейный завод был, со своей котельной, они все Петухово теплом снабжали. А пару лет назад, во время ковида, приехали дядечки, по-быстрому все обанкротили — и этим летом все, что было, на кирпичи разобрали. Люди просили: котельную хоть оставьте. Даже слушать не стали, все под снос. Сначала работы не стало, а теперь и тепла нет. Нужно этому огласку дать.

Мужики рассказали мне, что закрытие завода стало ударом для Петухово, без работы осталось более сотни человек. А единственным местом для заработка в городе осталась железная дорога. Куда берут далеко не всех.

— Кто был на заводе, в основном уже второй год без работы, рассказывает Сергей. — Кто-то шабашит, другие на заработках на серверах. А только бабки заработают — надо же отметить, сходят в «Русь» (местное кафе — прим. А.П.), и как будто не ездили никуда. И опять до без бабок сидят, до следующей вахты.

Сам Сергей рассказывает, что около 10 лет проработал на железной дороге, в рабочей бригаде, был обходчиком путей. Но из-за разногласий с начальством, лишившим его бригаду положенных премий, был вынужден «уйти на вольные хлеба».

— Ты у кого ни спроси в Петухово — зарплаты 20-25 тысяч рублей. А цены видел? На что этих копеек хватит? Ладно, если один — а если семья? У меня уже двое, разногодки, жена третьим беременна, в феврале родит. Младшему-то ладно, ещё игрушки, а старшей уже 12, девочка взрослая, ей и одеться красиво надо, и косметику просит на день рождения. Говорит: хочу айфон, — а ты цены на них видел, даже не на самый свежий? Сейчас ещё маленький появится — ладно, пеленки есть. А подгузники, ради интереса, узнай, сколько стоят. И это только на детей! Мы же не олигархи, не чиновники, у нас яхт-самолётов нет. Вот и приходится, как белка в колесе, крутиться. Сегодня дом ломаю — завтра машины ремонтирую, и по новой.

— А может, на Украину? Там, говорят, хорошо платят.

— Эээ, — махнул в мою сторону рабочий. — Это ты иди школьникам чеши-рассказывай. Знаем мы, как там платят. У нас мужики, кто туда уехал, про условия рассказали. Деньги только-только платить начали, и то за октябрь. А они два месяца за счёт семей жили, ни одежды, ни обуви, нихуя им не обеспечили. А скоро на фронт. Говорят: если инвалидом вернёшься — считай повезло. А кому ты инвалидом будешь нужен? Тут здоровым-то жизни нет. И кто семью, пока ты там стреляешь, содержать будет?

Тут вон, в октябре, знакомый по мобилизации уехал. У него двое пацанов, но никого это не колышет. Из части ещё отзванивался, а потом их, как я понял, ТУДА увезли, теперь уже месяц ни слуху, ни духу. Может, убит, может, в госпитале, может, в плену. А денег как не было, так и нет. Юлька, супружница его, как мне жена рассказывала, в микрозаймы пошла. Просто чтобы пацанов на зиму собрать, Так ей за месяц уже под двадцать тысяч долг насчитали. Хотя рассказывали, что долги заморозят, каникулы дадут, всем заплатят.

А получается, ни мужа, ни бабок — так ещё и должна осталась.

Даже если вернется, всю зарплату придется за проценты отдавать. Она сейчас дома, в слезах, а проценты дальше тикают. А был бы он здесь — всяко-разно копейку бы нашел. С нами бы как минимум эту халупу сносил.

— А что про войну думаете?

— Что думаем? Херово это все! Заканчивать надо. Взяли сколько смогли, и все хватит, домой пора.

— А почему, по-вашему, не заканчиваем?

— Почему? Нашел у кого спрашивать! У Путина спроси. То, что мы про Путина думаем, лучше тебе не знать. Я тебя в первый раз вижу, кто знает, может, ты из этих, которые ходят, с народом общаются, записывают все — а потом к начальству на стол. Приду завтра в контору, меня Палыч позовет и скажет: «Ну все, Серёга, допизделся. Вещи собирай — в тюрьму поехали».

Однако столь крамольных пацифистских взглядов придерживаются далеко не все товарищи Сергея. Старший его коллега, Николай, мужчина около 50-55 лет, слушая наш разговор, по всей видимости, едва сдерживался. И только Сергей отвлекся на дошедший до него чай, сразу вступил:

— Ты этого баламута не слушай. Он за это с железной дороги и вылетел, что язык в жопу засунуть не умеет. Вот он, оппозиционер, сидит, чай пьет с приличными людьми… Во-первых, что я хочу сказать: то, что там решают — это не нашего ума дела. Ты уж не обижайся, но и не твоего тоже. Если б мы что-то в этом понимали, то, наверное, не здесь на морозе дом ломали, а сидели бы где-нибудь в кабинете в Москве или Питере. Так ведь? — в словах Николая чувствовалась какая-то тревога, если не желание оправдаться за неосторожные высказывания своего коллеги.— Во-вторых, если бы не Путин, то сейчас бы мы с тобою здесь не беседовали, а бегали бы и искали бомбоубежища, как хохлы… У тебя семья есть, жена, дети?

— Нет ещё.

— Ну вот то то и оно. И в армии, наверное, не служил?

— Нет, не служил.

— А вот это зря. Но ничего, скоро послужишь, — интонация Николая из заискивающей перешла в учтиво-командирскую. — Вижу просто, как и этот, субординации не знаешь. Те, кто служил, вопросов не задают. У них приказ есть — они его молча выполняют. Я в твоём возрасте 8 лет служил, Чечня-Дагестан.

Мне то, что Владимир Владимирович делает, всё понятно, тут лирики быть не может. Если бы мы не ударили, НАТО бы уже здесь было. А хохлы давно американцам продались.

— А что вы думаете про то, что теперь убежища готовят по всей стране?

— Не перебивай! — осадил меня собеседник, но тут же остыл. — Что значит, готовятся? Они уже давно готовы, правильно делают, что готовят. Тридцать лет разваливали, ладно, что хоть сейчас за ум взялись. Путин все делает правильно. Ему помочь нужно, а не ходить, расспросами людей баламутить. Если мы мерзнем — пусть и они померзнут! Когда победим, все равно все заново отстроим. После войны как было? Вся страна в руинах лежала, и ничего, все восстановили. А Грозный? Я же там был, своими глазами видел. Там камня на камне не было, я сам лично чеченцам гуманитарку по дворам возил. А сейчас в интернете смотрю — какой красавец Грозный стал. И если надо, Киев так же снесём, а потом лучше прежнего отстроим. Зря хохлы сопротивляются, сдались бы в марте Зеленского своего — и не было этого всего. А теперь все страдают. А ты тут как, от кого? Что за газета такая?

— «Продолжение следует».

— А разрешение, аккредитация есть какая? Администрация в курсе? Это же приграничная зона? — заподозрив неладное, Николай начал проявлять повышенную бдительность.

— Это ещё не приграничная, тут ещё разрешения не нужны.

Заметив улыбку, Николай расслабился и внезапно доброжелательно посоветовал не задерживаться подолгу на морозе и прогуляться до находящейся неподалеку столовой «Ватрушка». Я решил последовать его совету.

Запорожцы

«Ватрушка» оказалась буквально за углом. Скромное кафе буквально на три стола. На стене — бюджетная репродукция легендарной картины, вошедшей в единый культурный код двух некогда братских народов, — «Запорожцы» (также известной как «Казаки пишут письмо турецкому султану») авторства уроженца Харьковской губернии Ильи Репина.

Эту картину всякий россиянин видел миллион раз. Колоритные чубатые персонажи, возможно, лишь недавно вернувшиеся из очередного боя, сочиняют дерзкий, издевательский ответ на ультиматум турецкого правителя, который предложил им сдаться. Это подлинная история, и даже то письмо сохранилось где-то в музеях, но зрителю не надо даже знать, что же запорожцы в нем написали. Все прекрасно можно прочесть по их лицам.

Я смотрю на эту картину и дурацкая мысль вертится у меня в голове: вот же те самые Кузьмичи, которых так отчаянно пытается слепить из нашего народа Администрация российского президента. Но почему-то они получаются не такие, как у Репина. То ли в кредитах дело, то ли в том, что наши Кузьмичи давным давно забыли, каково это — посылать султана нахер.

Артем ПУЩИН, Петухово, Курганская область