Вы читаете текстовую версию видео Разбора
На карикатуре столетней давности, опубликованной в Одесском юмористическом журнале между революциями 1917 года, Американец говорит: «Никто не может меня ударить: у нас свобода». На что русский отвечает: «Я могу кого угодно ударить: у нас свобода». Споры о том, что ж такое свобода, чем она ограничивается, где заканчивается, и когда переходит в анархию идут ещё с ветхозаветных времён. Недавно в эту дискуссию, вслед за Сократом, Аристотелем и Хайдеггером включился новосибирский губернатор Травников, и предложил запретить митинги в скверах, парках и на площадях, в целях – внимание – «защиты прав и свобод человека и гражданина». А то вдруг какое-нибудь шествие в поддержку политзаключённых помешает пенсионерке N доехать до городского рынка. Вот, концерт в поддержку СВО не помешает, а это – помешает.
Понятно, что слова «свобода» и «путинская Россия» в одном предложении даже упоминать смешно. Но вот личный пример, который уже совсем не про «Путинскую Россию». На ютьюб-канале «Продолжение следует» я могу, например, послать человека по маршруту русского военного корабля, и ютьюб это, со скрипом, но пропустит. Но боже меня упаси назвать кого-то «жирным» или «дрищом». Потому что по правилам ютьюба это негативная коннотация «расстройства пищевого поведения». А значит – бан или лишение монетизации. Что ж, вполне разумное, мне кажется, ограничение – скажу вам как человек, который в детстве тоже натерпелся: из-за моего лишнего веса и нервного тика тогда мне было особенно сложно социализироваться, а научился справляться с тем, как на меня могут реагировать люди вокруг, я только во взрослом возрасте.
Но давайте ближе к ютубу: его ограничения не только про то, чтобы оградить детей и взрослых от буллинга. По тем же правилам видеохостинга нельзя:
«Размещать материалы, которые могут подвергнуть зрителей опасности или созданы с целью шокировать людей».
Понятно, что тем самым ютьюб пытается оградить, в первую очередь, наших детей от совсем уж безумных видосов каких-нибудь охотников за лайками. Но как нам, журналистам, рассказывать, например, о зверствах в Буче? Или кричать о росте подростковых суицидов в России, если самоубийства детей – табу для площадки, и такие темы жёстко «негативятся» – то есть их просто не показывают вам в рекомендациях. Значит, у них будет меньше просмотров. И, значит, наша основная журналистская задача – информировать общество о проблемах – не будет выполнена. А причины тому, казалось бы, благие и правильные.
Посмотрим на яркий пример последнего времени – движения Black Lives Matter, BLM. Не только в России, но и на западе, да в той же Америке даже либерально настроенная общественность поначалу была склонна отвечать на это тезисом, что, мол, All Lives Matter, искренне не понимая, что тут возмущает афроамериканцев. Ведь правда же, все жизни ценны, и белая, и чёрная, и так далее. Что тут не так?
Или вот ещё движению BLM часто вменяли сносы памятников, когда в пылу протестов попадали мемориалы Колумбу, Вашингтону и даже Черчиллю. «Выступать за равные права – круто и демократично. Крушить статуи и обливать их краской – вандализм», – говорили им. Давайте разбираться, что тут не так, почему это BLM так эмоционируют.
Прыгну немного в сторону: помните ли вы, за что в 2016 году был уволен детский омбудсмен Павел Астахов? В Карелии в детском лагере случилась трагедия, в шторме на Сямозере погибли дети. Павел Астахов, который приехал навестить в больнице выживших, со снисходительной взрослой улыбкой спросил их: «Ну чё, как поплавали»?
Уровень цинизма и отсутствия эмпатии был таков, что не выдержал даже Путин, тоже не сказать, чтобы особо чуткий к человеческим страданиям человек. Так вот и мы, когда талдычим это свое All Lives Matter, выглядим примерно также. Это как сказать человеку, который в свои 10 лет просидел трое суток в заложниках в бесланской школе, а потом лежал с ожогами в больнице: «Ой, старик, я тебя понимаю, как никто! Меня тоже в детстве бабушка на целый час в чулане заперла. А мама как-то поставила горчичник и снять забыла». Степень перенесённых страданий несоизмерима, и это именно то, что пытаются донести до нас BLM: оставьте свою дежурную политкорректность. Вы никогда не были на нашем месте, вы не знаете, каково всё время ловить на себе подозрительные взгляды и пристрастие всех вокруг включая полицию только из-за цвета кожи, не пытайтесь сравнивать наш опыт. Просто признайте это!
Я приведу вам и ещё один любопытный пример споров о политкорректности. Самая богатая писательница планеты – «мама» Гарри Поттера Джоан Роулинг теперь – «та, кого нельзя называть» среди трансгендерных людей. Опубликовав в своём Твиттере статью под названием «Создание более равноправного мира для людей с менструацией в период после событий COVID-19», она позволила себе смешной, как ей показалось, комментарий:
«Люди с менструацией». Я уверена, что раньше было слово для обозначения таких людей. Кто-нибудь, помогите мне.
И что тогда началось… Десятки тысяч комментариев с обвинениями в трансфобии полетели в Роулинг со всего света. Были, конечно, голоса в защиту, один прозвучал даже откуда вообще не ждали. Ну тут, во-первых, сама Роулинг ответила Путину, что уж точно не тому, что травит и сажает своих критиков, рассуждать про культуру отмены. А, во-вторых, кто б рассказал российскому президенту, что в его же стране православные радикалы спят и видят, как бы запретить всё, что связано с теми самыми книгами.
Но есть один момент, который многие почему-то упускают: когда Роулинг опубликовала этот свой вроде бы смешной твит, он ещё, может, проскочил бы незамеченным. Настоящую волну возмущения вызвала её последующая попытка оправдаться: «Такие женщины, как я, десятилетиями сочувствовали транс-людям и чувствовали с ними родство, потому что они уязвимы к мужскому насилию», – написала она, и многие прочли в этих словах лишь слегка замаскированное чувство превосходства, снисходительности к трансперсонам. Но снисходительность – это совсем не то, чего бы хотелось человеку с любым гендерным маркером. Уважение вне зависимости от гендера и принятие на равных – вот чего бы им хотелось.
В современном мире в ситуациях, которые не прописаны законами, вместо законов начинает выступать мораль. Мораль эволюционирует гораздо быстрее закона, она гораздо более гибкая, но и закон в западных странах старается не отставать.
Скорость, с которой меняются общественные представления о том, где находятся рамки допустимого, мы с вами легко можем почувствовать вот на таком примере. Если поколению наших родителей казалось нормой, когда в объявлении о вакансии, скажем, секретаря или помощницы руководителя, было указано: «презентабельная внешность, рост от 180 см» – то нам теперь это кажется дикостью. А в западных странах руководитель или HR компании за такое запросто может и срок получить. Это – «новая этика». Кстати, словосочетание это используется только в России. Видимо, в сравнении со «старой этикой» советского времени, где за слова типа «харрасмент», «абьюз» или «виктимблейминг» можно было бы в лучшем случае получить ремня от дедушки. В США больше распространено выражение «stay woke» от глагола «woke» – «проснуться». Оно означает особое, щепетильное внимание к вопросам расовой, половой и социальной справедливости. Да, западное общество уже давно поняло, что расистские шутки – это не смешно, а подчёркивать и осуждать чьи-то предпочтения в сексе – признак небольшого ума.
Ещё один термин из словаря «новой этики» – «культура отмены». Возможность исключить человека из общества за аморальное поведение. Вспомните дело Харви Вайнштейна. Всесильный продюсер годами издевался над женщинами и оставался безнаказанным. Благодаря мировой общественной кампании #MeToo дело довели до суда. Сейчас, особенно в консервативном российском обществе, принято говорить о перегибах. Дескать, на волне успеха дела Вайнштейна под каток «отмен» стали попадать всё больше звёзд, и не всегда заслуженно. Джонни Деппа отменили везде и всюду даже ещё до того, как суд вообще-то доказал его невиновность. А знаменитому оперному певцу Пласидо Доминго припомнили косые взгляды и недвусмысленные намёки аж сорокалетней давности, когда ещё и слово харассмент не было в ходу.
Эту проблему признают и сторонники «новой этики». Недавно известная российская феминистка Залина Маршенкулова написала статью о том, что повальные «отмены» только вредят идеям феминизма. Каждый из нас волей-неволей когда-то был абьюзером. Что ж теперь – всех отменить? К тому же, судилища в соцсетях не идут на пользу жертвам и не исправляют обвиняемых.
Я полностью соглашаюсь с Залиной. Суть «новой этики» – вовсе не в построении тоталитаризма, закрученного вокруг стерильных принципов. Наоборот, суть ее – в создании более справедливого и уважительного общества. Нетерпимость к тем, кто эту идеологию не разделяет, не делает наше общество лучше, комфортнее для тех, кто уязвимей нас. Об этом отлично сказал, кстати, и бывший президент США Барак Обама:
«Это не активизм, это не путь к переменам. Если вы только и делаете, что забрасываете кого-то камнями, то далеко вы так не уйдете. У всех людей, совершающих добрые поступки, есть недостатки».
Но и у перехлёстов «новой этики» есть, скажем так некая эволюционная для общественной морали ценность. Я попробую пояснить на примере «от обратного». Вот вам в противовес этике новой – образец пещерной этики. Я как-то уже рассказывал вам о многострадальном законопроекте «о профилактике семейно-бытового насилия». Он уже четыре года пылится на дальних полках в госдуме. Законы о мобилизации принимают за полдня, а защита женщин, страдающих от побоев мужей – это всё «новая этика», «западные ценности», можно не спешить с принятием. «Бьёт, значит любит» – так же бабушки говорили? А бабушки… и дедушки в рясах не могут ошибаться.
Так и хочется спросить нашего святейшего: недостаточно для чего? Недостаточно, чтобы взять Авдеевку? Или чтобы собрать митинг в Лужниках? И, может, государству и церкви решать «проблемы с популяцией» иначе? Не отправляя сотни тысяч здоровых мужиков на фронт – с тем, чтобы они возвращались оттуда искалеченными во всех смыслах?
А как вам недавнее высказывание сенатора от Челябинской области Маргариты Павловой, недовольной, чего это у нас женщины массово высшее образование получают. Непорядок. И вообще женщины, цитирую: «Забыли своё предназначение: рожать и сохранять домашний очаг». А ещё сенатор заявила, что развитие и движение вперёд и прогресс нам не нужны и вредны. А значит, лучше оставаться в уютном прошлом.
Ну или вот высказывание видного единоросса Вяткина, который полагает, что начинать рожать детей надо уже с 20 лет, потому что «трое детей – это мало».
К чему я привожу эти примеры как из нового каменного века? Объясню. Дело в том, что всё это – крайности. Крайности, как и призывы к химической кастрации мужчин, обвинённых в изнасилованиях, например. Понятно, что в обычной жизни большинство людей гораздо более спокойно реагируют на приход ценностей новой этики в жизнь и не бегут разоблачать бывших, которые вели себя по-скотски. Как и большинство избирателей депутата Вяткина вряд ли бегут делать троих детей. Люди просто осмысляют новые нормы и примеряют их к своей жизни. Кто-то скажет: я никогда больше не позволю парню обесценивать мою работу. Кто-то другой скажет: ну, рожать в 20 – это перебор, но в 23 – уже пора.
Крайние тренды всегда задают фарватер – общество идёт между ними. И чем шире этот фарватер, тем дальше условный средний представитель общества от обеих крайностей – и ультрапрогрессивных, и ультраконсервативных. И манифест крайностей – это просто способ сместить фарватер в нужную сторону.
Но если прогрессивные ценности объясняют нам важность взаимного уважения и принятия, то консервативные, наоборот, учат смирению и покорству. Тому, что других, отличных от тебя самого, принимать не обязательно – а можно даже ненавидеть и убивать.
Вот лично вам какой мир кажется лучше, справедливее? Тот, где вам всегда, пусть и дежурно, улыбаются и спрашивают как дела? Тот, где вас боятся обидеть неосторожным словом или же, боже упаси, действием? Или тот, где хамство, насилие, ярлыки типа «очкарик», дрищ, жирный и «чурка» – это норма? Мне кажется, я знаю ответ на этот вопрос. И если мы с вами ответили одинаково – то, конечно, продолжение следует.
