По официальным данным МВД РФ на ноябрь прошлого года в России находилось около 6 млн иностранцев. Половина из них – это трудовые мигранты. Об этом говорила на брифинге начальник Главного управления по вопросам миграции МВД России Валентина Казакова.
А в июне 2023 года в ходе ПМЭФ первый заместитель главы Министерства труда и социальной защиты России Елена Мухтиярова сообщила, что по подсчётам ведомства, к 2030 году численность иностранных работников в РФ увеличится ещё на 15 %. И России уже сейчас необходимо развивать соответствующие механизмы работы с ними.
Специалистам с каждым днём становится всё очевидней, что для развития экономики государства, даже в её нынешнем виде, необходимо замещать стремительно убывающее население. Однако российское государство нашло бесконечному количеству мужчин из числа бывших соотечественников лучшее применение. Нашей стране больше не нужен их труд, а нужна их смерть.
Корреспондент «Продолжение следует» отправился в Екатеринбург и прожил несколько дней в районе «Сортировка», чтобы поймать настроения тех, кого призывают ковать победу России.
«Чисто славянские рамсы»
Микрорайон «Сортировка» на окраине Екатеринбурга – прощальный подарок брежневской эпохи. Широкие проспекты, обрамлённые высокими раскидистыми тополями дворы. Детские площадки ещё не сменились здесь парковками, а элитными здесь считаются советские панельные 10- и 12-этажки.
Микрорайон появился около 60 лет назад, постепенно разрастаясь вокруг железной дороги и расположившейся там овощебазы, и ещё с советских времён привлекал к себе наиболее предприимчивых граждан из республик тогда ещё союзного государства.
С тех пор здесь мало что изменилось, лишь только советский нейминг улиц заиграл другими красками. Донбасская, Миномётчиков, Пехотинцев…
Здесь же – небольшая военная часть. Каждое утро около шести часов из-за перетянутого колючей проволокой забора раздаётся чеканный шаг марширующих под аккомпанемент советских строевых песен. Ещё до того, как будущие солдаты только выходят на плац, по эту сторону забора из подъездов домов по улицам устремляются первые неуверенные человеческие ручейки, ближе к остановкам сливающиеся в полноводные людские реки. Рабочие, строители, продавцы и курьеры. Эти люди, кровь большого города, должны быть на своих рабочих местах уже с рассветом.
Роман Максимов – сегодня мой гид по «Сортировке». Роману 35, он давно и серьёзно, как видно по комплекции, занимается спортом. По некоторым деталям внешности и одежды понятно, что спорт в его жизни – не только полезная практика, а часть мировоззрения. Обритая налысо голова, круглые очки, борода – себя Роман называет коренным екатеринбуржцем, и признаётся, что в прошлом имел прямое отношение к околофутбольной тусовке. Лет десять назад он отошёл от дел, но о ситуации на Сортировке знает не понаслышке.
– По молодости всякую дичь мы тут творили. И один на один, и толпой забивались… Я начал двигаться ещё с нулевых, ещё Тесак был жив, вся эта околофутбольная тема… Тогда же можно было. Мы по малолетке и движевали. Ну а чё? Дури много, здоровья не жалко. Гриндера, шнурки, бомберы, подтяжки. Вот времечко было, – усмехается Роман. – Сейчас начну по-стариковски… Типа верните мой 2007-й. Не, нахуй. Ничё возвращать не надо.
– Сейчас лучше?
– Ну, как сказать. В чём-то лучше, а что-то…
Мозгов больше, многое понятней стало. Это как мем с колды*: «Ты не туда воюешь». Вот и мы не туда воевали.
* компьютерная игра Call of Duty – прим. ред.
– А куда, по-твоему, нужно было воевать?
– Ту-у-уда, – протянул, указывая рукой в сторону центра мой собеседник. – Можно я не буду говорить? А то закроют. А у меня жена бестолочь, детишки маленькие, с голоду помрут.
И засмеялся как-то неловко.
– Что-нибудь слышал про то, что приезжих с Сортировки забирают на СВО? Что вообще об этом думаешь?
– Что думаю? Ну, у нас тоже есть парни, которые туда поехали. Насильно никого не забирали, сами в добровольцы пошли. А этих… Я думаю, их забирать не надо. Для чего им здесь, в России, боевой опыт? Повоюют, вернутся – но уже не к себе поедут, а останутся тут. Потому что им Владимир Владимирович паспорта пообещал. Я думаю, они не за деньгами, а за гражданством едут. Сами и без принудиловки. Конечно, не все, но есть такие. У меня на этот взгляд своя точка зрения, она непопулярна, но я считаю, что никаких нацменов на эту войну привлекать не нужно. С хохлами – это чисто наши славянские рамсы. У славян и всегда так было: есть две модели государства. Это ведь ещё с древности, с князей идёт. Наша, где царь-батюшка, и вольница у них. И веками так было. Если укры победят – значит, они сильнее, нужно будет брать и учиться у них. А если мы победим, то, значит, сильнее мы.
Это твоя Родина, сынок
Но Сортировка – это не только место разборок. Прежде всего, это место, где, как и везде, живут люди, которые, вне зависимости от национальности, занимаются рутинным бытом, строят планы на будущее и пытаются осмыслить происходящее.
Один из них – пекарь Асхат, пожилой улыбчивый мужчина родом из Кыргызстана. У его семьи на Сортировке небольшой киоск, где они с сыном готовят самсу и выпекают в тандыре лепёшки. Купить их можно только за наличные, но отбоя от покупателей нет.
По словам мужчины, о насильственном наборе его соотечественников на СВО он ничего не знает, но и не осуждает соотечественников, которые решили подписать контракт.
– Если кто-то хочет, это его личное дело, как я или ты будем кому-то указывать, что делать? У всех своя жизнь, свои интересы. Молодым всегда деньги нужны. Если дух есть, и хочешь попробовать – почему нет? Хочешь служить – служи.
– А про то, что за службу дают паспорта, что-нибудь слышали?
– Мельком… Но многие ведь, кто давно в Россию приехал, – они уже и так граждане. Без этого никак. Чтобы ребёнка в детский садик, в школу устроить – нужно ведь. Взять меня, например. Я с 2016 года гражданин. И квартира есть, и машина, и работа есть. У меня младшему сыну 15 лет. И сюда приехал ещё перед школой, с пяти лет в России. Так он сам в армию хочет. Мы, киргизы, тоже россияне. И в университете наши дети учатся, и в армии служат…
А как ты хотел? Если в России живёшь – это твоя Родина, значит защищать её все должны. Нас так учили. Почему если русский служит, мы служить не должны?
Удивительно, но в момент, когда речь коснулась самого конфликта в Украине, в словах собеседника мне послышались нотки удивления:
– Это какая-то дурость! Что не поделили, непонятно. Это как если бы мы с казахами начали воевать. Что, зачем, почему? Но это всё Америка мутит, специально хочет вас расколоть, потому что Россия им как кость в горле. Мириться надо. Не нужно воевать.
– А ваша жизнь как-то изменилась за это время? – перевел я тему разговора.
– Конечно, изменилась. Цены вон как подросли! Раньше муку брали за 1100–1200, сейчас 1400–1500–1600 рублей. Яйца взлетели, масло – да всё поднялось. Проверки ходят…
– Что ищут?
– Не что, а кого, – уточнил пекарь. – Салафитов ищут. Мы все мусульмане, но есть обычные, как мы, а есть те, кто живут по писанию, их часто стали останавливать, спрашивают документы, или могут в отдел увезти. Раньше такого не было…
Нурали, Тойбай и Женя
Чтобы выяснить, многие ли из числа приезжих решают отправиться в «зону СВО», поехал в местный военкомат.
Неприметная бежевая пятиэтажка по улице Машиностроителей, больше напоминающая общагу – здесь находится военный комиссариат Орджоникидзевского района. Несмотря на струящееся с экранов, радио и рекламных щитов торжество милитаризма, очередей из желающих отправится на защиту родины в степях Украины здесь не наблюдается . И вообще ничто не намекает на наличие здесь призывного пункта… Общага как общага, по стране тысячи подобных.
За более чем три часа, что я здесь провёл, внутрь зашли лишь несколько человек одетых «по гражданке». Все – местные. И вот около четырёх часов вечера у крыльца появились двое парней азиатской внешности, лет 24–25. Один из них заметно нервничал, сжимая в руках прозрачную оранжевую папку с документами. Переговорив с другом о чём-то у входа, тот, что был с документами, зашёл внутрь. Второй остался дожидаться своего товарища на улице.
Несмотря на вечер, в этот день на улице было не по-екатеринбуржски жарко. Постояв несколько минут у дверей военкомата, молодой человек решил отойти в тень, недалеко от меня. Познакомились. Парня звали Нурали, в Екатеринбург он приехал из Киргизии весной этого года. И хотя в России он не впервые, Екатеринбург молодому человеку нравится. Правда, был он ещё мало где, поскольку вместе с другом Тойбаем, который и нырнул в глубины военкомата, работает на складе, и спокойно погулять по городу ему пока что удавалось всего пару раз.
– Твой друг что, на СВО собрался? – спросил я в лоб.
Парень засмущался:
– Нет, он никуда не едет, – ответил Нурали, потупив взгляд в телефон.
– А в военкомат чего пришли?
– По делам, – односложно буркнул он. – За близкого узнать.
– А что, ваш друг служит?
– Друг Тойчика, я его лично не знаю, только слышал, он уехал ещё до меня.
– Куда уехал?
– На войну.
Друг Нурали, Тойбай вновь появился на улице спустя без малого полчаса. И хотя оранжевая папка его не опустела, но визуально стала тоньше. Подойдя к Нурали, парень попросил сигарету. Молодые люди начали о чём-то говорить. К сожалению, языковой барьер не позволил мне понять их разговор, но по повышенным тонам, выражению лиц и то и дело проскакивающим русским матам я догадался, что речь идёт о какой-то серьёзной проблеме. В процессе разговора парни несколько раз оборочивались на меня.
Когда ребята всё обсудили и уже собрались уходить, я попытался узнать у Тойбая, что всё-таки произошло.
– Нурали говорит, у вас кто-то пропал, – обратился я к нему.
– Да, близкий друг пропал, мы вместе работали. Он в марте подписал контракт на Украину. Заебало его на складе работать – хотел машину покупать, чтобы в такси.
– Сколько ему?
– 24 только в феврале исполнилось.
– А контракт куда – на стройку или прямо на фронт?
– Прям воевать.
Сначала он нам тоже говорил, что на стройку. Но я сразу всё понял: у него духу много, ни на какую стройку он бы не поехал. Так ему и сказал: «Мне-то не ври, какая стройка. Стройки и здесь есть».
Он тогда мне рассказал, что воевать поедет. За матушку на родине переживал, ей врал тоже про стройку. И мне сказал: если позвонит – мало ли, вдруг он там без связи будет? – чтобы я тоже сказал ей, что он строит, но не там, а здесь. Я его отговарить пытался, у него там мать, здесь сестра, братишка летом хотел приехать. Но он уже с работы уволился, потом купил рюкзак, ботинки…
– И что случилось?
– Не знаем, он с конца мая пропал. Телефон выключил, в телеграме последний раз появлялся 26 мая.
Достав телефон из кармана, парень начал судорожно пролистывать переписки в телеграме. Остановился, затем плавно потянул вниз. Контакт: Жаныбек, кружок профиля с фотографией улыбчивого худощавого парня, а сразу под ней – высокий столб сообщений на киргизском с одной галочкой: не прочитаны. Сверху сквозящая обречённостью дата: «Был(а) 26 мая, 14:43».
– Вот он с 26 числа молчит. Раньше самое большое – 4–5 дней не отвечал, а тут… Ну должны же нам были хоть что-то сообщить, да? Почему молчат? Живой, мёртвый, в плену? Я уже второй раз прихожу. Спрашивают: а он вам кто? Я говорю: близкий. Они: извините, информацию предоставляем только родственникам. Сестра сюда приходила – ей тоже не говорят. Пришлось матери его всё рассказать. Почти месяц, как он пропал, мы с сестрой его маме врали… Говорили, что у Жени разбился телефон, что он без связи. Но всё равно пришлось рассказать.
– А диаспора? Консульство в курсе? Может быть, как-то через них?
– Нет. Пока нельзя: если куда-нибудь обратимся, будут проблемы, и у меня, и у него. Вдруг с ним всё хорошо? Это же война, по-разному бывает. А мы сообщим – и на него уголовное дело будет.
Тойбай рассказал, что самостоятельно пытался найти среди своих земляков тех, с кем уехал Жаныбек, чтобы узнать о судьбе друга. Но о военной службе даже среди своих говорить не принято.
Артём Терещенко
Комментарий Темура Умарова, эксперта фонда Карнеги, специалиста по странам центральной Азии:
«Чтобы стать гражданином, нужно выжить»
«Ничего нового в России не появилось, упор власти был и остаётся в привлечении дешёвой людской силы. <…> Мы видим сейчас, что мигранты копают окопы. По большей части, люди добровольно едут на пограничные территории, потому что там обещают большие деньги.
В чатах приезжих из стран СНГ распространяется довольно много вакансий с московскими зарплатами, и многие ведутся на такое. Кроме того, есть и те, кто оказался в России под каким-нибудь уголовным делом, и в качестве искупления подписал контракт.
На государственном уровне в странах СНГ это не приветствуется. Гражданам пытаются донести, что этого делать не стоит. Есть даже прецеденты возбуждения уголовных дел, но придумать что-то ещё [чтобы воспрепятствовать оттоку молодых мужчин на войну в Украину] центральноазиатские власти пока не могут.
Конечно, некоторые отправляются в СВО за гражданством. Я не могу назвать конкретных цифр, но получение российского паспорта открывает и новые возможности. Бесплатное медобслуживание и образование детей. И сейчас получить паспорт стало проще: для этого нужно подписать контракт. Но здесь кроется ловушка: ты можешь подписать контракт, но уйти с военной службы нельзя. То есть, чтобы стать гражданином РФ в упрощённой форме, для начала надо выжить. С этой точки зрения, у российских властей по сути неисчерпаемый по сравнению с Украиной человеческий ресурс.
