Вы читаете текстовую версию видео Разбора
Больше ста тысяч людей вышли в центр Москвы. Полиция растеряна, Кремль, не готовый к такому массовому недовольству, нервно решает, что теперь делать… А народ ликует, скандирует навальновское «мы здесь власть!».
Вы думаете, я описываю вам первый день прекрасной России будущего? Простите, нет. Я рассказываю о нашем недавнем прекрасном прошлом. Протест на Болотной площади 6 мая 2012 года был последним реальным шансом России на большие перемены.
совершенно ином направлении. Не было бы войны и политических заключённых. Не переписывалась бы Конституция, не опускался бы санкционный занавес. Навальный и Немцов были бы живы. Мы имели шанс всё изменить, но упустили его.
Что тогда пошло не так? Что нужно было сделать по-другому? И может ли подобный шанс быть в будущем?
Массовое протестное движение началось за несколько месяцев до митинга на Болотной. В конце 2011-го года в России прошли выборы в Госдуму. Эти выборы стали первыми, проведенными в эпоху массового распространения соцсетей.
Авторитарные режимы тогда еще не научились эффективно с ними бороться. В арабских странах в начале 2010-х протестующие смогли организоваться и свергнуть власть именно благодаря Фейсбуку и Твиттеру. Соцсети же российских пользователей 4 декабря заполнили видео с многочисленными вбросами, нарушениями и каруселями на выборах в Государственную Думу.
Фальсификации были масштабными и очевидными. На следующий день люди, оскорбленные такой неприкрытой наглостью, выходят на улицу, чтобы оспорить результаты.
На Чистопрудном бульваре собирается несколько тысяч человек. Через пять дней, 10 декабря, – следующий митинг, организаторы решают, соглашаться ли на согласованной с мэрией локацией на Болотной площади или пойдя на конфронтацию с властью, собраться на Охотном ряду между Кремлем и Госдумой. Людей уже в разы больше.
Борис Немцов призывает действовать мирно и идти на Болотку, вождь нац-болов Эдуард Лимонов зовет на охотный ряд. В итоге перевес на стороне Немцова – москвичи не готовы лезть под дубинки. Со сцены выступают телеведущие, писатели и депутаты Госдумы. Публичный протест, который в последние 15 лет ограничивался относительно скромными акциями Лимонова и Гарри Каспарова, становится массовым. Даже модным. Россия и ее молодежь, прожившие 90-е и нулевые под лозунгом «Мы вне политики» вдруг заговорила иначе.
24 декабря весь проспект Сахарова в Москве заполнен людьми с белыми лентами – символом того движения. Спортивный журналист Василий Уткин представляет начинающего политика, блогера Алексея Навального, который только что впервые отсидел 15 суток ареста.
Но – в стране ничего не меняется. Власти словно бы не замечают массового протеста.
К маю поводов для протеста добавилось. Путин, которого временно подменял Медведев, вернулся на президентский трон. Стало ясно – он и не собирался уходить. Чтобы унять разгневанных в Кремле объявляют о реформах: возвращении, хоть и с оговорками, прямых губернаторских выборов, цинично ликвидированных после теракта в Беслане; возврат смешанной системы на выборах в Госдуму, когда избираются не только по спискам, но и по одномандатным округам; наконец, о создании Общественного телевидения.
Серый кардинал внутреннней политики Кремля Владислав Сурков говорит, что «лучшая часть общества требует уважения к себе». Но россияне не успокаиваются. Оппозиция создает Координационный совет, митинги, которые теперь проходят почти каждую неделю, посещают Алексей Кудрин и Михаил Прохоров. Твиттер кипит и фантазирует об устройстве будущей России без Путина и его жуликов, растерянная власть, кажется, теряет инициативу.
Все, включая элиту, видят, насколько неадекватен времени Путин, и двигать вперед страну должен не он. Кажется, что хуже уже не может быть. Но все это только кажется.
Всю зиму и весну страна живет ожиданием дальнейших перемен. Кстати, одноименный Цоевский трек становится хитом того года. На 6 мая назначен «марш миллионов».
Марш миллионов
После долгих согласований с московскими властями организаторы договорились о маршруте шествия – от Калужской до Болотной площади. На финальной точке запланирован митинг. В Москву, чтобы принять участие в марше, едут протестующие со всей России. Их снимают с поездов, останавливают автобусы. Около тысячи человек так и не доезжают до столицы.
Уже с утра становится понятен масштаб грядущего события – десятки тысяч людей проходят через рамки металлоискателей, выстраиваются в колонны. Полиции много, в небе – вертолеты.
Шествие стартует. По Большой Якиманке идут гигантские колонны. Впереди Алексей Навальный, Борис Немцов, Илья Яшин, Сергей Удальцов, Евгения Чирикова. Примерно за полтора часа основная часть демонстрантов доходит до поворота на Болотную площадь и дальше не двигается.
Выясняется, что полицейские без предупреждения изменили план мероприятия. Теперь они вынуждают провести митинг не на самой площади, а на небольшом пространстве набережной. 100 тысяч человек, которые пришли на акцию, там не поместятся. Навальный и Удальцов, которые в этот момент находятся возле кинотеатра Ударник, объявляют сидячую забастовку.
Людей становится всё больше и в какой-то момент кажется – давки не избежать. Лидерам приходится встать. Их пропускают к сцене, но не надолго. Скручивают Немцова, Удальцова и Навального. Полицейский заламывает ему руку. Навальный произносит знаменитое «Посажу потом».
В это время в двухста метрах от сцены стоят люди, которых, по сути, заблокировала полиция. Вглубь площади пускают только через одну рамку металлоискателей. Полицейские начальники, которые сознательно и, видимо, по указанию сверху срывают акцию, не могут не понимать – ситуация на грани кровопролития. И ожидаемо начинаются массовые столкновения протестующих с силовиками. ОМОН начинает избивать демонстрантов. В ответ в них летят камни и бутылки.
В итоге на Болотной в тот день были задержаны около 600 человек – невиданные цифры по тем временам. Пострадали несколько десятков. Я помню, как освещал эту акцию и оказался в самом замесе, когда полиция выхватывала из толпы людей и молотила их дубинками. Помню, как передо мной досталось Петру Верзилову. Акцию разогнали, несколько групп протестующих рассредоточились по городу.
Тогда еще не разгромленная Лента.ру описала те события так. Цитата:
«В считанные минуты мирное шествие креативного класса превратилось в яростное агрессивное движение «Occupy Kremlin», обладающее соответствующими навыками и опытом. Полицейские – никогда не встречавшие реального сопротивления, да еще и поддерживаемого разбушевавшейся стотысячной толпой, да еще и при свете дня, да еще и в прямом эфире – выглядели по-настоящему напуганными. Позади ОМОНовцев нервно прогуливались туда-сюда солидные мужчины в галстуках. Им сегодня было хуже всего».
Москва действительно отвыкла от такого. Много лет акции оппозиции не собирали столько людей. Много лет Владимир Путин в роли лидера страны чувствовал себя крайне уверенно. Впервые на его власть посягнули, и он решил отомстить.
Но на следующий день у него были дела поважнее. На 7 мая 2012 была назначена третья в жизни Путина инаугурация. На московских улицах в этот момент еще продолжались небольшие импровизированные акции протеста, так называемые «народные гуляния». Тех, кто оказывался на пути президентского кортежа, задерживали с особенной жестокостью.
Но в целом Москва в день нового воцарения встретила вождя пустынными улицами.
Сразу после инаугурации режим перешел от слов про презервативы к уголовному делу.
Болотное дело
Участников той акции власти обвинили в массовых беспорядках и применении насилия к полицейским. «Болотное дело» – первое в современной российской истории массовое политическое дело. Прокуратура выдвинула обвинения против более чем 30 фигурантов. Суды длились несколько лет.
Сроки дали по тем временам жесточайшие – до четырех с половиной лет. Сейчас, когда людям дают 5-7 лет за репосты и комментарии, это кажется смешным, но зима никогда не приходит в один день.
Большинство из тех, кто оказался на скамье подсудимых, а затем в колониях, не были политическими активистами. И уж точно не подозревали, что марш закончится для них таким образом, это было неожиданностью.
20-летняя студентка МГУ Александра Духанина на суде говорила:
«Сначала я думала, что всё это дело – какая-то дикая ошибка и нелепость. Но теперь, послушав речи прокуроров и узнав те сроки, которые они нам всем просят, я поняла, что нам всем мстят. Мстят за то, что мы там были и видели, как всё было самом деле – кто устроил давку, как избивали людей, видели неоправданную жестокость. Мстят за то, что мы не прогнулись перед ними и не покаялись в несуществующей вине».
Режим тогда еще не распробовал кровь в полной мере. И Духаниной дали условный срок вместо реального. Но 14 человек в итоге посадили. Среди них единственный фигурант, обвиненный в применении насилия, опасном для жизни и здоровья сотрудника полиции – инвалид по психическому заболеванию Михаил Косенко. Во время следствия ОМОНовец, который якобы пострадал от действий Косенко говорил, что не хочет, чтобы мужчина сел в тюрьму. Показания бойца первой роты второго оперативного батальона ОМОН Александра Казьмина вообще были удивительными. Например, он говорил:
«Я хочу сказать всем блогерам и журналистам от чистой души, что 6 мая 2012 года я никого не бил, даже пальцем не тронул. Я не отброс России».
Но власть хотела быть показательно жестокой. И была. Михаила Косенко отправили на принудительное лечение в больничном стационаре общего типа.
Протесты 2011–2012 годов породили еще один феномен, который, как может показаться сегодня, был с нами всегда. До этого федеральные каналы старались скорее не замечать оппонентов власти. Когда стало понятно, что такие масштабные митинги проигнорировать не получится, в ход пошла абсурдная и нелепая пропаганда.
Фильм «Анатомия протеста» рассказывал о массовке, которая – цитата – за деньги и за печеньки Госдепа – участвовала в протестных маршах, руке Вашингтона и телохранителях Навального. Деньги на производство фильма выделил Евгений Пригожин.
Запрет на публичный протест
После Болотки политические дела в отношении митингующих стали обыденностью. Власть постепенно запрещала публичный протест, в итоге запретив даже стоять в одиночку с белым листом бумаги.
Бориса Немцова убили на мосту, недалеко от Болотной площади. Алексея Навального – в колонии в Харпе. Сергей Удальцов отсидел четыре с половиной года за организацию того марша, вышел на свободу, а в начале этого года вновь был арестован. Теперь его обвиняют в оправдании терроризма. Илья Яшин сидит за свою антивоенную позицию и отказ уезжать из страны. Илья Пономарев – в то время депутат Госдумы и один из организаторов белоленточного протеста – сейчас живет в Киеве и является политическим координатором вооруженных формирований, которые воюют на стороне Украины.
Евгения Чирикова заочно арестована, живет в Таллинне. Сотни тысяч представителей того самого креативного класса, о котором писала «Лента», уехали из России. Большинство – в феврале-марте или сентябре 2022 года. Некоторые сильно раньше – после разгрома Болотной или аннексии Крыма.
Я прекрасно помню тот день на «Болотной». Я помню, как мы с моей Наташей пришли пораньше, протиснулись сквозь рамки металлоискателей. Я помню, что в этой огромной толпе я встретил многих своих коллег и друзей, хотя мы и не договаривались о встрече.
Я помню, каким шоком для нас в редакции «Новой газеты» было это уголовное дело. И еще помню, как мой редактор, Нугзар Микеладзе, настаивал, чтобы в каждом номере газеты был хотя бы маленький репортаж с суда по болотному делу. «Их нельзя сдавать, нельзя забывать, – говорил он. – Это ровно то, что хочет Путин: показать нам, что когда нас посадят – про нас забудут».
Многие годы я думал о том, что люди, вышедшие тогда на Болотную, сделали не так. Ну, можно, конечно, всегда сказать, что это не мы, что это лидеры протеста не смогли договориться между собой, не смогли придумать дальнейших эффективных шагов… Но ведь мы же не стадо, которое автобусами свозят на концерт с участием Путина. Каждый из нас долгие годы делал то, что и должен делать гражданин.
Горожане учились на наблюдателей и ходили на выборы, грамотно пресекали фальсификации, а мы, журналисты – документировали их. Люди выходили на митинги – и когда это было можно, и даже после, когда это уже было опасно. Сидели свои сроки в Сахарово. Мы честно делали свою работу, наконец. Почему все это не помогло?
Мне кажется, бессмысленно винить себя и в своих действиях искать причину того, что с нами случилось не так. Что случилось со страной. Это всё равно как обвинять студента консерватории, который в тёмном переулке оказался слабее толпы гопников с ножами. Это не был равный, честный гражданский поединок – это было избиение ногами. Хоть до 6 мая многим казалось, что прекрасная Россия будущего – вот она, уже рядом.
И всё же это был важный урок для российского общества. Пусть пока публичный протест уничтожен, ОМОН вооружен, а Путин уже пятикратный диктатор, многие помнят это чувство: когда ты плечом к плечу с сотней тысяч единомышленников стоишь у Кремля – а Кремль тебя боится. Такое чувство не забывается, оно, если хотите, вызывает зависимость. Хочется его испытать снова – и люди идут подписываться за Надеждина. Идут на похороны Навального и кричат посреди Москвы страшные, преступные слова: «Нет войне». Однажды пережитая эйфория от чувства свободы и собственной значимости изменила мое поколение, этого уже не исправишь. Она изменила нынешних 40-, 30-летних, и даже тех, кому сейчас за 20. А значит – продолжение следует.
