Этот материал — текстовая версия видео Разбора.
Адекватные люди в России давно перестали смотреть телевизор. Про случайную встречу с телевизором рассказывают примерно как про поездку в джунгли Африки: «Вы представляете, я вчера был в гостях у одноклассника, у него был включён канал «Россия», а там выступал Соловьёв и говорил такое!..»
Но ведь есть люди, которые в это верят. И, более того, их очень много (хотя сколько, никто, на самом деле, не знает). Но именно из-за этих людей, верящих телевизору и поддерживающих войну, каждый день на города Украины падают бомбы, а наша страна скатывается всё глубже в ад. Как вы думаете, должны ли люди, одобряющие агрессивную политику России, нести за это ответственность? А, мы, осуждающие Путина и выступающие против войны граждане России, должны ли эту ответственность разделить?
По данным ВЦИОМ, в январе о поддержке войны заявили 80 % россиян. Конечно, ВЦИОМ – это кремлёвская организация, и результаты опросов, которые они получают, легко предсказуемы. Но вот любопытно: примерно такой же результат, 75 %, получился и у Левада-Центра, а он, между прочим, иноагент. Понятно, что значительная часть людей, не поддерживающих войну, боятся сказать об этом исследователям. Но даже если число заявленных сторонников поделить на два, всё равно получится очень много. И мы легко это можем почувствовать в собственной жизни. Ведь у каждого из нас есть знакомые – до недавнего времени, вполне, казалось бы, нормальные люди, которые внезапно начали говорить штампами из телевизора: бандеровцы, геноцид русских, четвёртый ЛГБТ-рейх…
Люди, может быть, и не всегда верят в то, что говорят по телевизору. Но у них, особенно у немолодых, не умеющих пользоваться телеграмом или ютьюбом, просто нет других источников информации. Государство окружило их пропагандой со всех сторон. Они живут в той картине мира, которую для них нарисовали – другой у них просто нет. Большинство не может ошибаться, считают они. А большинство, как заботливо подсказывает пропаганда – за войну. Если ты против войны, говорит пропаганда, значит ты – против наших солдат, против родины. Ты – предатель. Кто же хочет чувствовать себя предателем?
И это мы ещё не говорим об убеждённых сторонниках захвата Украины, людях с империалистическим и националистическим мышлением. Эти даже придумывают войне философские оправдания. Например, глава петербургского Эрмитажа Михаил Пиотровский заявлял:
«С одной стороны, война – это кровь и убийство, а с другой – самоутверждение людей, самоутверждение нации. Каждый человек хочет самоутвердиться. Мы все воспитаны всё-таки в имперской традиции, а империя объединяет множество народов».
«Почему необходимо быть со своей страной, когда она совершает исторический поворот и выбор. Отвечает Михаил Пиотровский», Елена Яковлева, Российская газета, 22 июня 2022 года
Возможно, Пиотровский говорил это из конъюнктурных соображений, но ведь есть и те, кто считает так искренне…
В числе тех, кто пассивно поддерживает войну, могут быть и люди, не верящие телевизору. Но рассуждающие в логике: «Есть Путин, ему виднее. Он точно сделает так, что всё устаканится. А меня всё это не касается. Пусть разбираются наверху. Я человек маленький. Моя хата с краю».
История знает отличный пример того, как работает механизм ответственности нации за то, что делают её лидеры. Это пример немецкого народа. Давайте его рассмотрим.
В какой степени рядовые бюргеры поддерживали войну, начатую Гитлером? Ответить на этот вопрос так же сложно, как и на вопрос о том, насколько россияне поддерживают войну с Украиной. Можно предположить, что в подавляющем большинстве немцы не знали о самых страшных преступлениях фашистского режима, о тех же лагерях смерти. Нацистские власти особо это не афишировали. Однако все без исключения знали о преследованиях евреев, об агрессивной войне, о планах захвата чужих территорий и порабощения народов. Ну примерно как зрители российского телевидения могут не знать об убитых в Мариупольском драмтеатре детях – но при этом прекрасно знают, что Россия напала на Украину и постоянно обстреливает её территорию.
Даже если после окончания войны особым репрессиям простые немцы, не состоявшие в нацистских организациях, не подвергались, то расплатиться им всё же пришлось. И дело не только в миллионах погибших и разорении Германии, в унижении поражения и ненависти со стороны соседей. Немцы столкнулись со страшным кризисом идентичности. Они считали себя нацией великих философов, музыкантов и учёных – а оказались страной сумасшедших убийц и фанатиков.
Весной 1945 года американцы в рамках своей зоны оккупации стали заставлять мирных немецких бюргеров откапывать из общих могил и перезахоранивать тела расстрелянных узников концлагерей и военнопленных. Или просто проводили обывателей строем перед этими трупами. А ещё немцев водили на принудительные «экскурсии» в бывшие концлагеря, где показывали печи крематориев, газовые камеры, горы зубных коронок, обуви и одежды убитых.
И как после такого жить дальше?
Победители всерьёз взялись за перевоспитание побеждённого народа, искореняя любые ростки национализма. Но национализм – понятие очень широкое. К нему можно отнести и историю страны, и её символы. Например, гимн Германии, существовавший ещё до прихода к власти нацистов, после войны впервые исполнили только в 1952 году. Но и после этого политики не могли определиться с текстом, так как изначальный вариант гимна начинался фразой «Германия превыше всего в мире». В итоге от гимна оставили только третий куплет – про свободу и право.
Уже в 1946 году немецкий психолог и философ Карл Ясперс издал книгу «Вопрос о виновности», в которой утверждал, что каждый немец в каком-то смысле виновен. Но также он писал и то, что всё население, по сути, расплачивается за последствия действий государства.
В послевоенные годы большинство немцев отказывались считать себя виновными. Да, прошёл Нюрнбергский процесс и последовавшая за ним серия судов, на котором преступления нацистов были доказаны. Но, во-первых, это был суд победителей над побеждёнными – то есть его нельзя было назвать абсолютно беспристрастным. А во-вторых, суды установили, что за преступления ответственны нацистские организации, – значит, все остальные немцы как бы и чисты. Поэтому желание большинства состояло в том, чтобы просто перевернуть страницу истории, плюнуть на несуществующую могилу так подставившего их Гитлера и поскорее забыть страшное прошлое.
Тем более, что людей, так или иначе сотрудничавших с нацистами, было слишком много, чтобы просто взять и устранить их из жизни общества. Например, уже после войны, у канцлера Германии Аденауэра, который сам подвергался преследованиям во время правления Гитлера, начальником аппарата был Ганс Глобке – один из разработчиков расистских Нюрнбергских законов. А Карл Любке, в 60-е – президент Германии, во время войны работал инженером в строительной фирме. И после войны его подпись обнаружили на чертеже одного из концлагерей.
Наконец, про вину немцам постоянно напоминали победившие их союзники – то есть не самые приятные для них люди. В известном смысле, оккупанты.
Перелом в сознании произошёл в 1965 году. Тогда завершился первый за 20 лет большой суд, на котором судили бывших сотрудников концлагеря Аушвиц (или, как называют его в России, Освенцим). Этот суд вошёл в историю как Франкфуртский процесс, потому что проходил в городе Франкфурт-на-Майне. Этот суд привлёк особое внимание немецкой общественности ещё и потому, что на скамье подсудимых сидели не звери в форме СС, а простые обыватели. Один из них, обвинявшийся в жестоком убийстве тысячи человек, работал медбратом в доме престарелых и пользовался там всеобщей любовью. Другой, успешный бизнесмен, в перерывах между заседаниями суда летал в Гамбург управлять своим предприятием – а во время войны организовал поставку в концлагерь отравляющего газа. Страница истории вдруг оказалась ни разу не перевернутой. Её немцам только предстояло прочитать и вызубрить!
На суд были вызваны свидетели, выжившие узники Аушвица, и они рассказывали о пережитых ужасах. Адвокаты подсудимых пытались, конечно, подловить их на мелочах. Они утверждали, что свидетели-евреи клевещут из жажды мести, а свидетели из социалистических стран – агенты коммунистов. Всё это ещё больше привлекало внимание к процессу и вызывало симпатии к жертвам. Суд превратился в реконструкцию исторических событий. На нём выступали историки, доказывавшие, что сотрудники концлагерей, вопреки утверждениям адвокатов, могли отказаться от участия в казнях. Процессу было посвящено более полутора тысяч публикаций (а ведь в те времена не было интернета, это были именно газетные публикации). По итогам суда немецкий писатель и драматург Петер Вайс написал даже пьесу, которую редактор вернул ему с резолюцией: «Для постановки в театре невозможна, так как слишком страшна». И всё же пьеса вскоре была поставлена в театре Фольксбюне – и собирала аншлаги.
Важно, что Франкфуртский процесс происходил уже при новом, послевоенном поколении, для которого многие ужасы нацизма стали открытием (ведь их отцы не очень любили вспоминать старое). Не будучи отягощёнными вопросами личной вины, эти молодые люди могли беспристрастно взглянуть на историю и на роль своего народа в ней. И – принять ответственность.
Понимаете? Даже те, кто никак не был причастен к преступлениям нацистов, те, кто в годы войны ещё даже не был рождён – они и именно они приняли на себя ответственность. Этот факт полезно сегодня помнить тем, кто в соцсетях кричит украинцам в комментариях: «А я-то в чём виноват? Я на все митинги ходил и в автозаке три раза сидел». Молодое поколение послевоенных немцев никому ничего не доказывали, не пытались отмыться. Они просто приняли то, что случилось – и начали переосмысливать события Второй мировой войны и Холокоста.
Сегодня, сформировавшееся у немцев чувство вины, многим кажется даже избыточным. Но и и тут, как говорится, есть нюансы.
Всё то, что я сейчас говорил, относится к ФРГ – то есть к той части Германии, которая после окончания войны находилась под американцами, французами и британцами. А как обстояли дела в ГДР, которая была под Советами? То, что в западном обществе происходило естественным путём, в советской зоне решили политически. Было объявлено, что во всём виноваты Гитлер и нацисты, которые теперь нашли пристанище в капиталистической ФРГ. В 1965 году в ГДР даже издали книгу, в которой перечислили имена бывших нацистов, сохранивших видное положение в западногерманском обществе. В этой книге была своя правда. Но если в ФРГ общество хоть и мучительно, с трудом, но научилось смотреть в лицо своему прошлому, то в ГДР никакого осмысления прошлого не было. Как результат – сейчас, в объединенной уже Германии, самые сильные националистические настроения наблюдаются именно в бывшей восточной зоне. Именно там – основной электорат ультраправой партии «Альтернатива для Германии».
Стоит сказать, что разбираются со своим страшным прошлым не только немцы. Почти во всех странах Восточной Европы, где вслед за СССР рухнули коммунистические режимы, так или иначе проводились люстрации. То есть выявление тех, кто при коммунистах сотрудничал со спецслужбами и ущемлял гражданские свободы. Как минимум имена этих людей придавали огласке, как максимум их ждала тюрьма.
Другой опыт был у Испании, где со смертью генерала Франко в 1975 году закончился 40-летний период его диктатуры. Там был принят так называемый «Пакт о забвении», гарантирующий амнистию всем причастным к репрессиям. А на совести Франко, напомню, было около 30 тысяч расстрелянных только в мирное время, не считая жертв Гражданской войны. Считается, что эта амнистия позволила безболезненно перейти от диктатуры к демократии. Но сейчас у неё всё больше противников, которые постоянно поднимают вопрос о расследованиях преступлений франкистского режима.
На первый взгляд кажется, что это правильно – поскорее забыть кошмар и начать жить с чистого листа. На практике жить с чистого листа не получится. Если прошлое не пережито и не осмыслено, оно вас не отпустит. Это мы сейчас можем видеть на примере России, где неизжитый империализм втолкнул наш народ в страшную, позорную войну. А несостоявшийся суд над компартией и не осуждённый до конца Сталин сделали возможными нынешние политические репрессии.
Я хочу вернуться к цитате Ясперса. Помните, он одним из первых заговорил про ответственность немцев. Вот его слова:
«Что оно, население, знает о своей ответственности – это первый признак пробуждающейся в нём политической свободы. Только если есть и признаётся такое знание, свобода действительно приходит, а не остаётся только внешним притязанием несвободных людей».
Карл Ясперс. «Вопрос о виновности. О политической ответственности Германии»
Немцы стали по-настоящему свободными. Мы – нет. Но я надеюсь, что и мы получим второй шанс на осмысление. И в этот раз его не упустим.
Продолжение следует.
Этот материал был создан при поддержке издания The Moscow Times и телеканала Дождь.
