Это будет, пожалуй, самый личный мой Разбор в проекте «Продолжение следует».
Я пришел в «Новую газету» в 2004 году. Очень хорошо помню свое первое впечатление от редакции: накурено, людно и весело. Наша большая комната называлась «отдел информации», и там кучковалась вся молодежь. Было тесно, но было классно! Вот кто-то строчит заметку на единственном компьютере — он назывался «наборная станция», кто-то орет в телефон, собирая комментарии у жителей Камчатки про отключение отопления. Кто-то рубится в нарды…
И контрастом к нам, молодым, пестрым, шумным — эти траурные, почерневшие люди в коридоре. Мужчины с бородами в кавказских шапках из овчины, женщины в платках… Они приходили в редакцию еще до того, как у нас начинался рабочий день, и даже когда я уходил поздно, я часто видел, что кто-то из них еще сидит. «Это к Политковской» — сказал мне мой редактор Нугзар Микеладзе. Сказал таким тоном, который никаких вопросов больше не предполагал.
Политковская. Ее имя уже тогда было успокоительным для истерзанной совести российского интеллигента и священным для жителей Кавказских республик. Она связывала нас, она делала нас единой страной. Она переводила страдания кавказцев на язык, понятный всей остальной России.
Но 7 октября 2006 года Анну Степановну Политковскую убили. Бесстыдно, дерзко, даже с вызовом — четырьмя выстрелами в подъезде собственного дома. «Для действующих властей вообще и для чеченских властей в частности убийство Политковской нанесло гораздо больший ущерб, чем ее публикации», — без стеснения, прямо в день похорон заявил президент Путин, комментируя публикации западных СМИ о причастности российского государства к этому страшному преступлению.
С тех пор российские власти делали все, чтобы стереть память о ней, чтобы магическая сила ее имени, ее дела, — перестала жить, отменилась.
Сегодня, в очередную годовщину ее гибели, я расскажу вам о Политковской, о нашей героической коллеге, именем которой названы множество улиц и площадей по всему миру (но не в России) — и о том, почему российские власти так боятся ее, даже мертвую.
Имя Анны Политковской накрепко связано с освещением чеченских событий. Сейчас в это сложно поверить, но в тему войны Анна Степановна пришла лишь с началом второй чеченской кампании. А до этого она работала в респектабельной либеральной «Общей газете» и занималась там социалкой. Потом перешла работать в дерзкую «Новую» и плотно занялась темой беженцев.
Беженцы — тогда это была если не главная тема (такое вообще невозможно представить в России) — то точно уж вечный серый фон нашей повседневности. Люди бежали из Чечни, от войны, оседали в приграничных республиках, в основном, в Ингушетии. Быт их был страшен, и от историй, которые они рассказывали, стыла кровь.
Вот эти беженцы и стали той дверцей, через которую Политковская вошла в войну. И больше она никогда оттуда не уходила.
Сегодня Политковская и Чечня — два имени собственных, связанных неразрывно. Разоблачение военных преступлений российских силовиков и местного руководства в отношении простого народа республики, раскрытие коррупционных схем, личное противостояние с Кадыровым, наконец, — все это начала Поликовская. Но почему именно она оказалась на вершине профессионального олимпа? Как так случилось, что именно Анне война открыла всю себя, впустила в свое темное нутро и рассказала самые сокровенные тайны?
Ответ на этот вопрос вы найдете в любой статье Анны Политковской, буквально в любой. Секрет ее успеха в том, что люди для нее не были рабочим материалом для статей. Они были для нее людьми. Она жила в их домах, делила с ними стол, она оплакивала их горе, как свое — и люди говорили с ней. Говорили не как с заезжими столичными телевизионщиками, для которых все местные — чумазые мартышки. Говорили как со своей, которой можно и нужно рассказывать все. Потому что ей можно верить, потому что она поможет. Потому что она расскажет правду всему миру, не побоится, как боятся эти все — заезжие, с московским начальством и московскими зарплатами.
Она не была на стороне чеченских боевиков, в чем ее — после ее смерти! — так любили попрекать придворные телеведущие. Она была на стороне людей и на стороне жизни.
Была такая очень красноречивая история про грозненский дом престарелых в районе поселка Катаяма. В конце 1999 года он оказался в эпицентре боев, и Политковская попыталась организовать эвакуацию стариков в соседнюю Ингушетию, 91 человек. Но неожиданно она встретила сопротивление — как со стороны российских военных — так и со стороны их чеченских противников. И тем, и другим оказалось удобно, чтобы старики были мертвы. «Чеченским деятелям, которые там у руля или хотя бы близко к нему, сегодня нужно то же самое, что тем, кто у руля войны с федеральной стороны, — как можно больше крови и ужасов, смертей и бомб, — писала она. — Режимы сошлись лоб в лоб, зная, что каждому отступать некуда. А потому чеченская сторона неоднократно уверяла газету, что дом престарелых на Катаяме разбомблен, а люди погибли. То же самое творила и сторона федеральная — убеждала, что дом престарелых уничтожен самими боевиками».
Стариков не отпускали, и Политковская несколько месяцев билась с этой историей. Уговаривала и тех, и этих, дошла уже до министра МВД Владимира Рушайло и до вице-премьера Валентины Матвиенко. Грозилась уже вломиться к Путину — в итоге стариков удалось вывезти. Всего трое погибли от голода и холода в ожидании эвакуации.
Целых трое.
Ее не раз угрожали убить — нашумела, например, история с омоновцем Сергеем Лапиным с позывным «Кадет». В 2001 году он запытал в грозненском отделе полиции чеченского студента Зелимхана Мурдалова, больше парня никто не видел живым. Политковская написала об этом случае — довольно рядовом для тогдашней Чечни, и потом много писала, фактически дотащив дело «Кадета» до суда, несмотря на многочисленные угрозы со стороны Лапина и его сослуживцев.
Храбрость — вот слово, которое наиболее полно характеризует Политковскую в профессии. Если бы сегодня нужно было написать для энциклопедии статью про то, что такое храбрость, то я бы просто поставил туда один единственный текст Политковской, весь целиком, от первой буквы до последней — «Центровой из Центороя».
Это — интервью с Кадыровым, редчайшее по своей откровенности, по своей звериной силе. Кроме собственно разговора, автор разворачивает перед нами все обстоятельства, при которых этот разговор состоялся.
Вот отрывок из текста:
«Будешь писать опровержение, что я не бандит?! Будешь? — орет Кадыров, явно играя на камеру. Она работает постоянно и оказывается «пресс-службой Федерации бокса ЧР».
— Я тебе докажу. Ты — враг. Я тебя заставлю. Ты — хуже Басаева. Ты встала между чеченцами. И русские генералы встали… Если бы не вы, мы бы давно договорились.
Шабаш длился несколько часов. Рамзан то плясал, то орал, то лез трясти руку, то уходил разговаривать с приехавшим в «гостевой домик» Абрамовым, то возвращался и снова орал: «Я — не бандит. Я тебя заставлю. Не отпущу».
В этом интервью, датированным 2004 годом, Рамзан Кадыров, некрупный региональный политик, на тот момент — первый вице-премьер Чеченского правительства, раскрывается для нас именно таким, каким теперь его знает весь мир. Жестоким средневековым князьком, развратным, не знающим меры, признающим в качестве аргумента только силу».
И еще одна цитата:
— А приказы убивать отдавали? – спрашивает Политковская.
— Отдавал, — говорит Кадыров.
— Не страшно?
— Это не я — это Аллах. Пророк говорил: ваххабитов надо уничтожать.
— Так и говорил?.. А когда не станет ваххабитов, с кем воевать будете?
— Буду заниматься пчелами. У меня и сейчас есть пчелы. И бычки. И собаки бойцовые.
— А вам не жалко, когда собаки друг друга убивают?
— Не жалко. Нравится мне. Собаку свою Тарзана уважаю, как человека. Кавказская овчарка — самая справедливая собака.
— Какие ещё увлечения? Собаки, пчелы, воевать… И?..
— И — гулять. Женщин люблю.
— А ваша жена не против?
— Я — тайно.
— Какие у вас сейчас погоны?
— Капитан милиции.
— Как давно вы их получили?
— Месяц назад.
— Как долго пробыли старшим лейтенантом?
— Долго мне не давали. Года полтора. Все ходили за меня, чтобы дали капитана.
— А для вас важны эти погоны?
— Конечно, я — воин и милиционер.
— Так воин или милиционер?
— Это одно и то же.
— Какое у вас образование?
— Высшее юридическое. Заканчиваю. Экзамены сдаю.
— Какие?
— Как это — какие? Экзамены, и все.
Через семь лет Владимир Путин утвердит Кадырова на посту исполняющего обязанности главы Чеченской республики.
Никогда Кадыров не забудет этого интервью Политковской. И никогда не простит.
Эта беззаветная храбрость была бессознательным жизненным кредо Политковской. Именно ее в качестве возможного переговорщика назвали террористы, захватившие мюзикл «Норд-ост» — и она пошла внутрь, не колеблясь ни секунды.
Именно она, не задумываясь о последствиях, вышла на связь с избранным президентом сепаратистской чеченской республики Ичкерия Асланом Масхадовым, пытаясь спасти заложников в Беслане — но была отравлена неизвестным токсином в самолете по пути в Беслан, и переговоры не состоялись. Уже тогда Кремль умел воевать со своими врагами этими грязными, недостойными методами. Но зачем, почему понадобилось срывать эти переговоры? А очень просто: Кремлю не нужны были успешные переговорщики. Не нужны были люди, которые перед лицом всего мира могли бы разрешить бесланский кризис и спасти заложников. Не нужно было, чтобы кто-то смотрелся героем на фоне бессильного российского руководства.
Думаю, вот ровно это и сделало в конечном счете Политковскую практически личным врагом Кремля. Она показывала, какими великими могут быть простые люди на фоне царьков. И еще она показывала, какая ужасная судьба будет ждать Россию, если она не очнется, если не перестанет покорно кивать всякий раз, когда власти подкручивают очередную гаечку.
«Мы вновь катимся в советскую пропасть, в информационный вакуум, пророчащий нам смерть от незнания. Все, что у нас осталось — это интернет, где все еще существует свободный доступ к информации. Что же касается остального, то, если вы хотите продолжать работать в журналистике, не забудьте, что от вас требуется абсолютное угодничество перед Путиным. Иначе вас, возможно, ждет смерть — от пули, яда или по приговору суда — это уж как посчитают нужным наши спецслужбы», — сказала она в 2004 году в своем интервью британской Guardian.
А теперь оглянитесь по сторонам и удивитесь ее прозорливости.
Хорошо помню тот день, когда ее убили. Это была суббота, солнечная суббота октября. Понедельничный номер был почти подписан, когда позвонил мой редактор Нугзар Микеладзе и сказал спокойным, не предполагающим вопросы тоном: «Политковскую убили».
Помню те черные дни в «Новой», когда все мы ходили бесцветные, словно нас постирали с отбеливателем. Помню бесконечные потоки людей, которые несли цветы к редакции.
Я помню, как все мы следили за ходом расследования.
Никаких иллюзий не было уже с того самого момента, как приоритетной была названа версия о причастности беглого олигарха Бориса Березовского к убийству Анны. Следствие не пыталось сохранить даже видимость приличия!
И все же спустя годы безумная версия с Березовким была задвинута в дальний угол, и на скамье подсудимых оказались пятеро. Организатор преступления Лом-Али Гайтукаев и киллер Рустам Махмудов были приговорены к пожизненным срокам. Их пособники Сергей Хаджикурбанов, братья Джабраил и Ибрагим Махмудовы получили сроки от 12 до 20 лет колонии. Сотрудник ГУВД Москвы Дмитрий Павлюченков, по сути, также являвшийся организатором, активно сотрудничал со следствием и потому ему скостили срок, он получил лишь 11 лет. А заказчика следователям так и не удалось установить. Ну, вот так вышло, к сожалению.
7 октября 2022 года исполнится 16 лет со дня гибели нашей великой современницы, Анны Степановны Политковской. Российское государство о ней старается забыть, про Анну нет даже строчки в школьном учебнике истории. В России подвиг Политковской отмечен единственным знаком — памятной доской на здании редакции «Новой газеты».
Заказчики ее убийства давно уже спят спокойно, сроки давности для их привлечения к ответственности истекли — и они полагают, что уже чисты.
Но нет судьи строже, чем время, и оно спросит. Обвинительные листы готовы — перечитайте статьи Политковской, там все написано.
Павел КАНЫГИН
