Зиганул бы Цой? Реставрация взглядов и позиции поп-иконы СССР

Вы читаете текстовую версию Разбора

Помните, было такое шоу – «Угадай мелодию». Готов спорить, что эту мелодию угадают под 100% зрителей… Да-да. И дальше вот это турун-турурун…

Нет такой официальной статистики, но я почти уверен: в России, Украине, Беларуси не существует человека старше лет 13, который не знал бы хоть одну песню группы «Кино». Ну прям невозможно это. Слушать «Кино» – это как дышать, как взрослеть. Короче, это такая прошивка, которая как будто предустановлена в нас с рождения. Многие из нас первые аккорды на гитаре разучивали именно по песням Виктора Цоя. Вопрос «а «Кино» знаешь?» от пацанов на районе входит в топ-3 вместе с вопросами «а есть закурить?» или «а вписка есть?» последних двух поколений.

Но вот что странно: я, вы – мы все пели, что «ждем перемен» или объявляем «свой дом безъядерной зоной», но ведь и Маргарита Симоньян тоже их пела. А теперь грезит ядерной бомбой над Сибирью, топит за войну, а в телеге пишет, что: «была и остаюсь верной фанаткой Цоя с девяти лет. Все песни знаю наизусть».

Это что, она какого-то другого Цоя слушала? Или просто не вслушивалась? Или это мы не так понимаем антивоенный месседж его песен, и можем его там и нет вообще? Может, там всё «не так однозначно», не зря ж именно «Группу крови» пропаганда перепела на Z-шабаше в Лужниках. Сегодня мы поговорим о том, кто же такой Виктор Цой. Гений? Конъюнктурщик? Или гений-конъюнктурщик? Как мог герой андеграунда стать иконой шоу-бизнеса? И каких всё-таки «перемен» ждал? 

Давайте сразу дисклеймер: Я – фанат Цоя и группы Кино. Может, не такой, как Симоньян, конечно, но всё-таки. Я знаю наизусть большинство песен, к некоторым даже аккорды знаю. И вообще Цой для меня по культурному влиянию – это как Высоцкий своего времени. То есть, отдельно существует «русский рок», а отдельно – группа «Кино», потому что это другая планета. Но! Я же всё-таки журналист и люблю разбираться в явлениях. Так что некоторые выводы сегодня могут вам не понравиться. И это совсем не значит, что нужно бросаться в комменты и писать: «ты чё, лысый, на святое наезжаешь!?» Я не наезжаю. Я пытаюсь понять: в какое время жил герой и как это время на него влияло. Но начнём всё-таки с безобидного. С биографии Цоя.

Витя Цой родился в Ленинграде 21 июня 1962 года. Мама – учительница физкультуры, папа – инженер корейского происхождения Роберт Цой. Вроде как именно отец показал будущей звезде первые аккорды на гитаре. Хотя сын с детства больше тянулся к живописи. Цой учился в художественной школе, а после 9 класса поступил в Ленинградское художественное училище имени Серова на художника-оформителя. Оттуда его, правда, отчислили через год за неуспеваемость. Ну, это официальная версия. Что на самом деле было причиной – тут версии разные: и увлечение музыкой, и слишком авангардный стиль. Молодой Цой в своих картинах явно вдохновлялся поп-артом типа Энди Уорхола и был близок, скорее, к уличному искусству, чем к тому, чему учат за партами.

Кстати, в прошлом году этот рисунок Цоя ушел с молотка на одном из аукционов почти за 77 тысяч евро. Это сейчас около 8 миллионов рублей. Ну, понятно, что не из-за художественной ценности, а из-за подписи автора. Удивительно, конечно, как контр-культура со временем иногда становится мейнстримом, а затем и классикой. И на примере Цоя мы это не раз ещё увидим.

А пока, после неудачи в одном училище, Цой поступает в другое – на специальность резчика по дереву. Но это всё, понятное дело, «для галочки». Виктор Цой уже давно и навсегда болен музыкой. Поначалу он стесняется петь и играет на бас-гитаре в группе «Палата номер 6», потом, вместе с другом Алексеем Рыбиным, присоединяется к коллективу «Автоматические удовлетворители». Ну а после этого они создают новую группу «Гарин и Гиперболоиды», которая потом и вырастет в «Кино». Вот так Цой выглядел на одном из первых своих концертов. Мальчик-зайчик, да? Вообще не вяжется с брутальным образом позднего Цоя. Где он весь такой в черном, с выпяченной челюстью, взрывает стадионы. 

Вообще, те, кто знал Цоя начала восьмидесятых, вспоминают, что его маскулинный «Брюс Ли стайл» был придуманным образом. Вот что писал об этом Артемий Троицкий:

«Он был очень простым парнем, общительным, немного стеснительным, очень смешливым — он имел прекрасное чувство юмора. Цой не был крутым парнем, не был мачо».

Да и песни того времени – это вам не гимны конца восьмидесятых. Это, скорее, романтическая нелепица про «мамину помаду» и «дырки-булки-вилки». Под электронное «унца-унца» драм машины вместо живых барабанов. И это вот что – русский рок? Это песни протеста? Это наш ответ системе? Да ну нет, конечно. Но почему-то вы всё равно начнёте подпевать…

Несмотря на безобидные, вроде, песни, в 1984 «Кино» получает советский «знак качества».

По интернету гуляет некий список 84 года «Самодеятельных ВИА и рок групп, в творчестве которых допускаются искажения советской действительности, пропагандируются чуждые нашему обществу идеалы и настроения».

Знакомые интонации, правда? Достоверность документа неизвестна, но в этом списке ещё Аквариум, ДДТ, Наутилусы, короче, – лучшие люди страны. Как и все советские запреты, этот имел обратный эффект. Популярность группы начинает только расти. Не дают им выступать в официальных ДК – ну и подумаешь! Они запишут альбом на подпольной студии, и тот потом разойдётся по рукам круче любой Яндекс-музыки. А репетировать и давать концерты можно и в квартирах. Эти выступления так и назывались: «квартирники». Пусть официальная советская эстрада беснуется на «голубых огоньках» и зарабатывает деньги. Эти ребята из андеграунда зарабатывают имя и любовь миллионов именно своей «трушностью». Той самой контр-культурностью. Но скоро – всё поменяется.

85 год – переломный и для страны, и для группы. В «Кино» приходит басист Игорь Тихомиров. И формируется канонический состав: Цой, Каспарян, Гурьянов, Тихомиров. А в СССР приходит «Перестройка», приоткрылся железный занавес, – для страны госплана, пятилеток и Кобзона – это уже огромные перемены. То, что было запрещено, становится… ну, не разрешено, конечно, но уже как бы не очень запрещено и если аккуратно, то можно. Во второй половине 80-х режиссёр Алексей Учитель снимает документальный фильм «Рок». Он про тех самых андеграундных музыкантов. Альтернативщину кондовости «партии и правительства». Цой там – всего лишь один из героев. Куда больше времени посвящено, например, Борису Гребенщикову или Олегу Гаркуше из «Аукцыона».

Ну а дальше происходит что-то совсем уж невиданное. В 88 году фирма грамзаписи «Мелодия» выпускает тираж пластинок с альбомом «Ночь» группы «Кино». А на альбоме, на секундочку, были такие хиты, как «Последний герой» и «Мама-анархия». Это где «папа – стакан портвейна» в припеве, а в оригинальном издании она кстати называлась просто «Анархия». «Мелодия» – государственный советский звукозаписывающий монополист. Основанное министерством культуры СССР. И без его ведома там ни одна нотка не проскочит. Не то что «стакан портвейна». А тут вдруг такое государственно-квартирное партнёрство с группой, которая 4 года назад клеймилась «чуждой обществу». 

Справедливости ради, Цой раскритиковал выход пластинки. Она была выпущена без согласия музыкантов, и группа с её продаж не получила ни копейки. Но её популярность снова пошла вверх. 

Нет, конечно, Цой не был «Шаманом» своего времени. Не был любимым певцом власти. Да и вообще никаким ее певцом он не был. Отношения с государством у него были хреновые. И вот показательный пример: в ноябре 1988 во дворце спорта «Лужники» проходит концерт памяти Александра Башлачёва. Ещё одного музыкального героя восьмидесятых. «Кино» на этом концерте хедлайнер. Публика ждёт Цоя. Он выходит на сцену, но вместо стандартного приветствия выдаёт панч в сторону московских чиновников, которые отказываются убирать стулья из партера и мешают зрителям танцевать. 

Месть следует почти сразу же. Через несколько песен Цою без предупреждения отключают микрофон. А из колонок начинает играть «Время колокольчиков» – самая известная песня Башлачёва. Камера потом явно не случайно выхватывает в толпе милиционеров. Цой еще несколько раз пытается заговорить в микрофон. Но вместо этого диктор начинает объявлять порядок выхода с трибун. «Кина» не будет.

После этого демарша группе на время запрещают концерты в Москве. Но заткнуть Цоя – в прямом смысле – уже невозможно. Тем более что он вовсю вживается в роль всенародного героя. Осенью 1988 года в широкий прокат выходит фильм «Асса», где Цой играет…по сути, самого себя, появляясь в конце с песней «Перемен». Режиссер Соловьёв, далёкий от рок-музыки, и не скрывал, что ему хочется своим фильмом заполучить молодёжную аудиторию. Поэтому и позвал туда Цоя. А в 89-м в столице показывают «Иглу». Тут у Цоя уже главная роль – супергероя Моро, который спасает подругу от наркозависимости. «Игла» становится одним из лидеров проката. А Цоя, по итогам опроса журнала «Советский экран», признают «лучшим актёром 1989 года». Ну и вот тут СТОП.

Давайте всё-таки начистоту. Что «Асса», что «Игла» – это очень своеобразные артхаусные фильмы. В общем, на любителя. Ну и лучший актёр из Цоя – это как лучший танцор из Шевчука. Не знаю, может, Юрий Юлианович и хорошо танцует, но я слабо себе это представляю. Короче, все эти регалии и просмотры, скорее, – барометр народной любви к конкретному человеку, а не показатель качества работ с его участием. Режиссерам нужно было узнаваемое лицо. А лицо было не против большей узнаваемости. Все довольны. И зрители тоже. В интервью программе «До 16-ти и старше», Цой, на мой взгляд, очень искренне объяснял свою популярность.

Такое «попадание во время» и «чутьё» некоторые могут назвать ещё и конъюнктурой или умением держать нос по ветру, в зависимости от обстановки. Пользоваться этой обстановкой. Цой ведь не остался героем андеграунда. Как, например, Майк Науменко. Цой пошёл дальше. Цой понимал, что музыка меняется, меняются люди, время и страна. И этому времени нужно соответствовать. Не подстраиваться и менять свои взгляды, а именно соответствовать, адаптироваться, сохраняя при этом свои ценности.

В 1989 в Москве проходит уникальный фестиваль – Московский международный фестиваль мира. Берлинская стена вот-вот рухнет. Железный занавес трещит по швам. И в СССР приезжают главные мировые рокеры: Scorpions, Bon Jovi, Ozzy Osbourne, Mötley Crüe… Это был символ перемен, которых требовали сердца, символ завершения холодной войны и потепления с западом. И можно было задумываться – а что мы предоставим западу «на импорт»? В том же интервью «До 16-ти и старше», на вопрос о своих зарубежных гастролях, Виктор Цой отвечал:

«… Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что это никому там не интересно. […] А ехать, чтобы наконец-то купить себе магнитофон и привезти его сюда, и посмотреть какие там замечательные машины, какие там замечательные гостиницы – конечно только время терять». 

И меньше, чем через год, Цой… правильно – впервые едет в США. Напомню, в СССР для выезда из страны всё ещё нужно было получать разрешение. В заявлении на выездную визу Цой пишет, что едет к «знакомой – Каспарян Стингрей Джоанне». Джоанна Стингрей – это американская певица и актриса, тогда была женой гитариста «Кино» Юрия Каспаряна. Главная проповедница русского рока на западе. Цой в итоге несколько раз побывает в Штатах и даже сыграет там концерт.

По воспоминаниям Стингрей, Цой был в абсолютно детском восторге от увиденного. Особенно его поразил Диснейленд: «…Такое ощущение, что передо мной был ребенок. Крупнейший рок-герой СССР вот уже какой круг не слезал с карусели, а со счастливого лица не сходила улыбка до ушей».  

Цой, конечно же, как и все музыканты 80-х, – фанат западной культуры. Даже в так называемый русский рок он привносил мелодии его любимых зарубежных групп. Ну, сравните, например, вот «Пачка сигарет» «Кино». А вот британцы The Cure с песней «In your house».

Однако западная сцена – это не только про музыку и стиль. Это ещё и про бизнес. Точнее, шоу-бизнес. И вот этот шоу-бизнес приходит в СССР. В стране разрешаются кооперативы и некоторые формы частного дохода. Артисты начинают зарабатывать. Знакомство Цоя с Юрием Айзеншписом, – будущим продюсером Димы Билана и Кати Лель, можно назвать судьбоносным. Айзеншпис, действительно, запустил и без того популярное «Кино» в какой-то космос. Другие музыканты вспоминали, что продюсер ставил Цою в пример «Ласковый май», который в то время не вылезал из концертов и гастролировал аж несколькими составами. Принося огромные прибыли. Цою такое сравнение не нравилось, но рынок требовал другого. В своих мемуарах Айзеншпис писал:

«…Тогда бытовала красивая версия, что настоящий рок-музыкант должен выступать мало, максимально осмысленно и только перед настоящими ценителями… Цой вначале тоже ее проповедовал, а я с ней боролся, как мог. В итоге хоть Цой и не стал фанатом чёса, но от гастролей почти не отказывался».

В октябре 1989 Цой появился в программе «Взгляд». И мы видим, как главный рокер страны вместе с шахтёрами Донбасса рассуждает о недостатках кооперации…

Нет! В этом нет ничего плохого. Но именно так из героя рок-андеграунда Цой становился настоящем поп-идолом.

Вершиной сотрудничества Цоя и Айзеншписа, был, конечно, последний концерт «Кино» в Лужниках. На стадионе даже специально зажгли олимпийский огонь, не горевший с Олимпиады-80. А в толпе, помимо красных советских, уже появились флаги новой, будущей страны.

Среди поклонников «Кино» есть версия, что именно напряженный гастрольный график, усталость от работы и публичности и привели Цоя к роковому 35-му километру трассы Слока-Талси в Латвии. По официальной версии – он заснул за рулём своего «Москвича». Часто бывает, что внезапная смерть молодого героя превращает его в икону. Так было, например, и с кумиром Цоя – Брюсом Ли. Публика начинает придумывать новые смыслы его произведениям и пытаться понять, «что же хотел сказать автор». 

«А вот на чьей стороне он был бы сейчас»? Возил бы гуманитарные грузы на Донбасс? Сидел бы в жюри «Голоса»? Или давал интервью Дудю из эмиграции? 

И сердце, и разум говорят мне, что Цой бы не переступил через ценности, которые исповедовал. И главная из них – это внутренняя свобода человека, о которой он пел все годы. Он выражал чувство поколенческой неудовлетворенности. Он транслировал универсальные гуманистические смыслы и искал с помощью них массовой популярности. Но что в этом плохого? Но Цою не был не близок коллективизм, он никогда не указывал на конкретных врагов. Что в свою очередь отличает его от рокеров протеста. Да, он был не про протест в его утилитарном максималистском смысле. Он был куда больше.

Конечно, можно много рассуждать, что было бы с ним сейчас. Остался бы в России и вынужденно смягчил риторику или ушел в тень, как Шевчук? Или уехал как БГ и давал бы интервью Дудю?

Но это разговоры, скорее, про образ Цоя, а не про реального человека. Так же и с его песнями. Вот, вроде, он и сам говорил, что не вкладывал политического контекста в трек «Перемен». А его, тем не менее, поют и россияне, и белорусы, уставшие от безысходности. 

Мы, действительно, не можем похвастаться мудростью глаз. Но хорошо, что за нас это сделал вечно молодой парень из ленинградской котельной, который всего за 8 лет прошёл путь от подпольного зала до главного стадиона страны. Был бы этот путь столь стремительным, если бы не то самое «чутьё», о котором он говорил? Вряд ли. Но про чутьё уже все забыли. А песни группы «Кино» будут петь и мои дети, и, уверен, дети моих детей. 

И если и настанут в России перемены, то я точно знаю, какая песня станет их гимном. И мы скажем друг другу: «Я ждал это время, и вот это время пришло. И те, кто молчал, перестали молчать».

Продолжение следует.