Вы читаете текстовую версию видео Разбора
В Дагестане случился страшный теракт. Вечером в воскресенье вооружённые террористы напали на церковь и синагогу в Дербенте, они находились рядом. Параллельно другая группа атаковала православный храм в Махачкале, а вместе с ним – пост ДПС, что находился неподалеку. На момент написания этого текста число погибших достигло 20. Отца Николая, настоятеля единственного православного храма в Дербенте, убили вообще жутким образом – ему перерезали горло. Все нападавшие, их было пятеро, убиты. Среди нападавших – дети и племянник главы Сергокалинского района Дагестана, вполне благополучные молодые люди. Провал спецслужб не просто очевидный – он ужасающий. Но как реагирует государство? Единая Россия удаляет страничку отца террористов со своего сайта, новостные эфиры пропагандистских каналов заполнены новостями про результаты падения обломков ракеты на крымский пляж. Про события в Дагестане говорят вскользь, хотя погибших там в несколько раз больше. Ни о каких отставках, ну, кроме отставки отца террористов с поста главы района, и речи не идет. Похоже, он и будет назначен единственным оставшимся в живых виновником трагедии.
Уже объявлено, что к двойному терракту в Дагестане имеют отношение ближневосточные террористические группировки – ну, как и в случае с «Крокусом».
Как и в случае с «Крокусом», вскоре после теракта появились голоса, которые заявили о наличии «украинского следа» в событии. В частности, сенатор от Дагестана Абдулхаким Гаджиев заявил:
«На фоне успехов наших войск в зоне СВО, это попытка раскачать ситуацию в нашей стране изнутри. Безусловно, это теракт под прикрытием псевдорелигиозных лозунгов. Сил и средств у правоохранительных органов достаточно. Ситуация в республике под контролем».
Депутат Госдумы Гаджиев связал теракты в Дагестане с Украиной и НАТО? «Ъ»
Странно, что о наличии «украинского следа» не говорили после теракта, случившегося ровно за неделю до нынешнего. Тогда, напомню, в ростовском СИЗО шестеро головорезов захватили в заложники двоих сотрудников ФСИН. До того, как спецназ ликвидировал пятерых из них, а шестого ранил в голову, они успели записать видео, в котором заявили о том, что действуют от лица «Исламского государства». Интересно, что как минимум трое из этих бандитов были осуждены на большие сроки именно за террористические преступления, в том числе и за связь с Исламским государством. При этом в камерах у них были обнаружены флаги ИГ и прочая атрибутика запрещенной организации. Вы можете себе это представить? Чтобы как следует прочувствовать степень инфантилизма наших правоохранителей, давайте на секунду вообразим, что в камерах у них обнаружились украинские, скажем, флаги.
Конечно, два эти теракта объединяет отнюдь не связь с Украиной, а совершенно другие обстоятельства. Прежде всего, то, что в обоих случаях ведомства, которые должны нести ответственность за безопасность в регионах, находились будто бы в состоянии повышенной готовности к подобным происшествиям. В Ростове режим повышенной готовности для МВД и Росгвардии был введён ещё после теракта в «Крокусе». А в Дагестане – так вообще за четыре дня до теракта Национальный антитеррористический комитет и ФСБ провели коллегию, на которой напирали на необходимость профилактики преступлений террористической направленности.
И вот результат: с интервалом в неделю на юге России случилось два теракта, и и в обоих случаях имел место исламистский след и связь с ИГ. Этот след не просто имел место – он кричал о себе.
Дагестан – чрезвычайно сложный регион. В отличие от Чечни здесь, по сути, нет централизованной власти, и территорией управляют местные царьки – мэры городов и силовики. Они же осваивают и дотации, пришедшие из Москвы. Осваивают, опять же, не как Кадыров – в одно лицо. Поэтому-то в каждом дагестанском городе у местной районной элиты и их детей вы видите все эти роскошные машины и особняки. Нищета региона – прямое следствие коррупции и основа для радикализации молодёжи, не имеющей доступа ни к ресурсам, ни к развитию. И война в Украине стала мощным драйвером для роста неравенства с одной стороны и потери бдительности для федеральной власти с другой.
Но о каком неравенстве может идти речь в случае с терактом в Дагестане, где участвовали дети местного главы? Давайте попытаемся найти ответ на этот вопрос.
На Кавказе режим КТО – конттеррористической операции – в последнее время стали объявлять заметно чаще. Вот лишь некоторые из совсем свежих случаев: 2 марта в Ингушетии ходе КТО была обезврежена группа террористов, готовивших теракт в республике в преддверии президентских выборов; 31 марта КТО была объявлена в городах Махачкала и Каспийск в Дагестане; 28 апреля боевики атаковали полицейских в Карачаево-Черкессии…
О недавнем умиротворении можно забыть. Здесь – стечение факторов. Во-первых, война в Украине. Мы точно знаем, что никто из людей, участвовавших в воскресном теракте в Дагестане, не имел опыта участия в боевых действиях в Украине. Однако то, что мы точно можем утверждать: война в Украине была фоном их жизни. Дагестан стал одним из основных поставщиков военнослужащих на войну. Всё это прошло здесь настолько чудовищно, что были даже массовые протесты, Дагестан – единственный регион России, который себе такое позволил. По количеству гробов Дагестан – тоже в числе российских лидеров. И, наверное, только Путин искренне верит, что эти люди мечтали умереть за русский мир. Но на фоне вереницы смертей соседей и родственников, на фоне возвращения с фронта безруких-безногих одноклассников, каким-то дагестанцам, наверное, перестала казаться такой уж ужасной сама по себе мысль о том, чтобы умереть. Но умереть совсем за другую идею.
Пока пропагандисты по приказу российского руководства продолжают накачивать миф про укронацистов и традиционные ценности, за которые мы сражаемся со всем западом, над Россией нависла совершенно другая, реальная и страшная угроза.
Наигравшись в войну в Сирии, поспешно объявив ИГ поверженным, Владимир Путин, видно, и забыл, что оно и было-то на свете, это исламское государство. Видно, и не знал он, что ИГ – это не укронацизм. Его, в отличие от укронацизма, не на Лубянке придумали, это реально существующая страшная идеология, провозглашающая смерть самоценностью. И когда в октябре прошлого года развернулось противостояние между ХАМАС и Израилем, Исламское государство под шумок вновь поднял голову. Это легко объяснимо: весь европейский мир и без того ослаблен происходящим в Украине, так теперь и ближневосточный конфликт добавился. Который еще и по идеологическому принципу рассорил многих европейцев между собой: одни безоговорочно сочувствуют израильтянам, другие говорят: «в Газе убивают мирных жителей» – словом, для просвещенного человечества в конфликте на Ближнем Востоке как бы «всё не так однозначно».
И эта атмосфера растерянности и ослабленности – замечательная почва для прорастания всякой радикальной идеологии.
Теперь Исламское государство – это отнюдь не централизованное государство, не «Даулия», как это было прежде. Теперь это множество ячеек, рассеянных по всему миру и бьющихся – каждая сама по себе – за построение всемирного халифата на шариатских принципах. Ну и попутно призывающих к уничтожению неверных. Больше нет никакой присяги перед верховным руководством ИГ – не то, что очной, но даже через зум. Для того, чтобы «открыть» свою ячейку ИГИЛ, больше не надо ездить ни в Сирию, ни в Ирак. Достаточно лишь послушать проповедника или почитать соответсвующий канал в ТГ, собраться с парнями, и решить: всё, мы теперь ИГ. Я сейчас, конечно, немного утрирую, но в целом это примерно так и выглядит.
Вы спросите: чего они хотят? Вы не поверите: но они верят в то, что если весь мир станет жить по их правилам, ну или если умрут все те, кто не хочет жить по их правилам – то наступит всеобщее счастье. Ну а в чём заключаются их правила? Ну конечно, в следовании традиционным ценностям, в том смысле, как понимает их шариат. Вам это, кстати, ничего не напоминает?
Погибнув, ядовитый гриб ИГ рассеял свои споры по всему миру. Так называемые «спящие ячейки» до сих пор караулят правоохранители даже в европейских государствах, однако наиболее охотно они прорастают именно на российском Кавказе. Где в последние годы на фоне общей исламизации усилились и антиизраильские настроения (вспомним хоть антиеврейские выступления в том же Дагестане осенью прошлого года). Где мы видим нормализацию насилия, вместе с возвращением с фронта множества молодых мужчин с самым современным опытом городской войны. Каждый из них, здесь исключений быть не может, имеет психическую травму, многие получают и физические увечья. Добавьте к этому вечную кавказскую нищету и безработицу, когда и здоровому-то человеку трудоустроиться бывает непросто, не то, что инвалиду с богатым боевым опытом. Ну вот мы и получаем очевидную базу для радикализации. И её-то по привычке и отрабатывают правоохранители, которые вряд ли ставили на учёт золотых сыновей главы района. Пастухов каких-нибудь ставили, а этих нет.
Но радикальная идея равно поражает и богатых, и бедных, и горожан, и жителей села. Радикальная идея манит простотой решений и одномерным взглядом на сложный мир. А это свойственно любому в обществе, которое разогрето ненавистью. Посмотрите и на большую Россию: сколько вдруг среди элиты возникло людоедских сантиментов и внезапного стремления к борьбе за мировую справедливость (которой мешает очевидно Запад)? И ответьте: чем победобесный ИГИЛ отличается от пещерного исламского?
В здоровом обществе ни то, ни другое было бы невозможно. Тем не менее контролировать последствия этих процессов – это работа правоохранителей и специальных служб, которые в эти суровые времена заняты совсем не тем, чем должны заниматься. Вот и после воскресней трагедии в Дагестане силовики поспешили отрапортовать, что этот теракт готовился никак не меньше нескольких месяцев. Так где же все эти месяцы были сотрудники МВД и ФСБ? Вычисляли новых иноагентов и тех, кто дискредитирует священную СВО?
Впрочем, этот вопрос остается без ответа вот уже три месяца, с тех самых пор, как боевики убили 145 человек в московском концертном зале «Крокус». Три месяца – и ни одного дела по халатности. И ни одной отставки. Так неужели мы ждем, что кто-то будет наказан за то, что допустил резню в Махачкале и Дербенте?
Циничная истина, которая, думаю, всем и без меня очевидна: жизнь человека, проживающего в Москве или, скажем, в Петербурге, в глазах власти, пропагандистских СМИ, да и в целом всего российского населения неизмеримо ценнее жизни человека с Кавказа. «Ну, у них там на Кавказе постоянно какие-то заварухи, постоянно стреляют и убивают, или кого-то берут в заложники» – вот примерно такие имперские штуки мы ни в коем случае не проговариваем – но как бы ощущаем кожей, они растворены в воздухе повседневности.
В том числе и из-за такого отношения государства и правоохранителей Кавказ становится открытой раной России, которая быстро воспаляется, если разогреть. Ну а потом это воспаление перекидывается и на другие регионы, доходит уже и до Москвы.
Добавьте сюда еще религиозный фактор. Российский Кавказ стремительно исламизируется. Под видом возвращения к традиции, Кавказ, заныривает на такие глубины, на которой исторически никогда не плавал. Вот уже экс-кандидату в президенты Даванкову, посмевшему заикнуться о запрете хиджабов в школе, чеченский сенатор Делимханов грозится «доходчиво объяснить», что такое религиозные традиционные ценности и обычаи. Хотя если мы посмотрим, хоть на кадры, снятые в Грозном в 1978 году, мы убедимся лишний раз, что… полвека назад не было такой традиции в Чечне. Максимум – косынка была. Или на кадры из другого фильма, снятого тоже в семидесятые, но уже в Махачкале. Никаких, опять же хиджабов. Обычный светский город, и я не могу представить, чтобы в нем священнику перерезали горло. Да и сам Делимханов раньше не ходил с густой бородой.
Конечно, всякий свободный выбор, не мешающий окружающим – это нормально. Плохо, когда ты начинаешь навязывать свой выбор другим. Плохо, когда заставляешь всех женщин, вне зависимости от их желания, надевать хиджабы, или, скажем, рожать детей чуть ли не со школьной скамьи, как это было с случае с Рамзаном Кадыровым. Плохо, когда ты приходишь в храм, чтобы убивать людей другой веры. Плохо, когда ты вторгаешься в соседнюю страну из-за того, что тебе не нравится власть, которую там выбрали и решения, которые эта власть принимает. Наконец, плохо, когда ты бросаешь все силы внутренней безопасности государства на то, чтобы заткнуть тех, кто считает, что ты не прав – и в это время в твою страну проникает настоящая беда.
Мы видим, какие последствия влечет для всех навязанный выбор. Продолжение следует.
