Вы читаете текстовую версию видео Разбора
Удивительная тенденция: очень многие люди – и серьёзные, и не очень – стараются найти в нападении Путина на Украину рациональный смысл. От «мы всего не знаем» и «за этим стоят большие деньги» – до настоящих конспирологических версий. Например, про то что всё, как обычно, затеяли американцы. Они спровоцировали Россию на агрессию, и теперь получили возможность воевать с ней руками украинцев. Часть таких теорий, конечно, придумывает кремлёвская пропаганда – но ведь они падают на благодатную почву!
Тех, кто верит, что полномасштабная война в Европе началась всего лишь из-за амбиций свихнувшегося от долгого сидения в бункере престарелого президента, давайте скажем честно, меньшинство. Люди из этого меньшинства, к которому, думаю, принадлежим и мы с вами, любят сравнивать нынешнюю Россию с Третьим Рейхом, а Путина с Гитлером. От этого сравнения немного уже сводит скулы – настолько оно кажется очевидным и надоевшим.
А давайте-ка попробуем посмотреть на этот вопрос под другим, пусть и более болезненным и неприятным углом: насколько мы, россияне, далеко ушли от граждан гитлеровской Германии, с ликованием встречавших кровожадные речи своего избранника? И возможно ли, что не только Путин, но ещё и народ России стал зачинщиком этой войны?
Во всех учебниках истории глава о причинах Второй мировой начинается с такой мысли: немцы испытывали чувство национального унижения после поражения в Первой мировой войне. И это правда. По итогам Версальского мира у Германии отобрали не только колонии, но и часть её основных территорий. Наложили огромные репарационные выплаты, сократили армию. Важнейший промышленный регион страны, Рурская область, была через несколько лет после окончания Первой мировой оккупирована победителями, которые считали, что немцы плохо выплачивают им компенсации. К тому же в начале 30-х из-за Великой депрессии Германию поразил тяжёлый экономический кризис. Толпы безработных на улицах, голод и нищета. Ну как тут было, скажите, не проголосовать за Гитлера, который обещал вывести страну из всего этого? Кажется, это совершенно не похоже на Россию, где Путин пришёл к власти в стране, уже пережившей пик экономического падения и имеющей вполне внятный путь развития. Однако мы откроем для себя совершенно неожиданные параллели, если отмотаем историю Германии на десятилетие назад, в 20-е. Этот период вошёл в историю Германии не иначе как «золотые двадцатые» – и вы удивитесь, насколько он похож на наши нулевые.
В 1923 году в Германии были проведены экономические реформы. Стабилизация валюты, договоренности о рассрочке выплат репараций и американские кредиты помогли вдохнуть жизнь в немецкую экономику. Уже через три года объём экспорта германской продукции за границу превысил довоенный. Уровень жизни начал расти, правительство усиливало меры социальной поддержки. Успеху экономики сопутствовал взлёт культуры и, одновременно, колоссальный рост потребления. Смелый авангард и изысканный арт-деко. Ночные кабаре, Марлен Дитрих, вот это всё. Ничего вам не напоминает?
«Золотые двадцатые» в Германии продлились до начала всемирной Великой депрессии.
Между тем, в 1925 году, когда экономика как раз начала вставать с колен, в стране прошли президентские выборы. Победил на них фельдмаршал Па́уль Ги́нденбург, самый популярный немецкий генерал Первой мировой войны. Известен он был не только своими победами – кстати, над Россией – но и тем, что объяснял поражение Германии в той войне «ударом ножа в спину». Ведь немецкая армия действительно не была побеждена в Первой мировой. Более того, к моменту подписания мира не союзники находились на ее территории, а, наоборот, немцы продолжали удерживать почти всю Бельгию и часть Франции. Германия, как и годом ранее Российская империя, рухнула под тяжестью экономических и социальных проблем, приведших к революции. Вот эти-то революционеры, по мнению Гинденбурга, и нанесли удар в спину честно выполнявшим свой долг солдатам, украв у них победу.
В той войне участвовал примерно каждый пятый немец. То есть каждый пятый немец мог примерить слова про удар в спину непосредственно к себе. Ну, примерно, как ресентимент по мотивам советского прошлого среди поколения наших родителей.
Поэтому вот наш первый вывод: реваншизм рождается не в голодных головах безработных, голосующих за Гитлера. А в головах сытых, или, вернее, начинающих привыкать к сытости – и при этом обозленных на прошлое.
Вот еще один любопытный мотив: задолго до Гитлера, немецкие философы размышляли о «консервативной революции». Они искали третий путь для Германии. Чтобы не вместе с «неуважающими частную собственность» коммунистами на Востоке. Но и чтобы не с «прогнившими и развратившимися» западными демократиями. Идеи были разные, но все они так или иначе сводились к тому, что немцы – особый народ, лучше, чем соседи, разбирающийся в жизни.
Вот этот сюжет уже больше похож на Россию, правда?
В последнее время на екатеринбургский Ельцин-центр, единственный официальный мемориал первому российскому президенту, покушаются все чаще: буквально на днях в организации со странным названием «Совет по правам человека при президенте РФ» призвали «подправить идеологию Ельцин-Центра». Если Скоро его закроют, то вероятно в новых учебниках истории политика Ельцина, создателя демократической России, будет тоже называться ударом ножа в спину.
В чуть ли не самом знаменитом фильме своего времени, «Брат-2», выпущенном на экраны в 2000 году, встречается фраза, обращённая к представителям украинской мафии, «Вы мне, гады, ещё за Севастополь ответите», – в свою очередь – самая знаменитая цитата оттуда.
Когда в российском обществе стала культивироваться ностальгия по утраченным территориям? В 90-х о возвращении Крыма говорили только маргиналы. В начале и даже середине нулевых претензии на Севастополь, которые высказывал московский мэр Юрий Лужков, казались просто эпатажем. Но в глубинном народе уже зрели семена того, что в 2014 году, после реального захвата Крыма, превратилось во всеобщее ликование. И я даже рискну предположить – если бы в Кремле не были уверены, что народ этот захват поддержит – его и не случилось бы. Ведь это был ещё 2014 год. Вспомните: Путин рукопожатен, Россия входит в G8, санкции возможны только против стран типа Северной Кореи и Ирана – никакой объективной необходимости посягать на чужие территории у России нет.
Мы никогда не узнаем ответа на вопрос, в какой степени причины аннексии Крыма крылись в личных амбициях Путина, уже возомнившего себя Наполеоном. А в какой – в его желании поднять рейтинг. Но, скорее всего, эти факторы сопоставимы.
И здесь мы вернёмся к Гитлеру. У него, в отличие от Путина, не было выбора, начинать ли войну. Во-первых, он эту войну своим гражданам обещал. Это была в известном смысле его предвыборная программа. О захвате новых земель, «жизненного пространства», – правда, не на Западе, а на Востоке – Гитлер писал ещё в своей знаменитой книжке «Майн Кампф». О войне с Западом он не говорил, но это напрямую следовало из его обещаний вернуть немцам былое величие. Во-вторых, война была если не единственным, то самым действенным способом оживить немецкую экономику. Загрузить промышленность военными заказами и окупить расходы за счёт ресурсов покорённых стран. В-третьих, хотя Запад не представлял для Германии военной угрозы, на востоке СССР проводил индустриализацию явно не для того, чтобы обеспечить население предметами первой необходимости. Заводы в СССР клепали танки и самолёты. Война с советами была лишь вопросом времени.
В 1933 году Гитлер приходит к власти ради войны – но начинает её лишь спустя шесть с половиной лет, в 1939-м. До этого немецкая армия в боевых действиях официально не участвовала, хотя и помогала, например, испанским фашистам. Всё это время Гитлер напряженно и интенсивно готовится.
С Путиным всё ровно наоборот. О войне никогда не говорилось ни слова – и, кстати, даже теперь это слово в России запрещено. Но начал он воевать ещё до избрания президентом и за двадцать четыре года своего правления не воевал только шесть. Судите сами. В августе 1999 года, когда Путин становится преемником и премьером, чеченские боевики вторгаются в Дагестан. Случайно ли это совпадение, или нет, доподлинно не известно, я подозреваю, что оно было как минимум спровоцировано кремлёвскими силами. Именно с успешного, как сообщали российские СМИ, отражения этого нападения начинается Вторая чеченская война. Официально контртеррористическая операция – как официально называлась эта война – шла в Чечне до апреля 2009 года. Одновременно в 2008 году Россия воевала с Грузией, с 2015 года и по сей день воюет в Сирии. Ну и с 2014 года – с Украиной. С 2017 года штурмовики Вагнера орудуют в Мали и Центральноафриканской республике, участвуя в гражданских войнах и издеваясь там над мирным населением. Получается, с 2009 по 2015 год – единственный промежуток без войны. Неприятное осознание, правда?
Война для Гитлера и в общем-то для всей Германии 30-х годов – это главное дело жизни, чудовищная стратегия выживания нации. Для Путина война – это способ решения сиюминутных политических задач или удовлетворения мелких амбиций. Тут повоюем с чеченцами – и рейтинг поднимем, там в Сирии для друга-миллиардера Гены Тимченко новые месторождения фосфатов захватим, здесь – на Грузию нападём, чтобы Миша Саакашвили о себе много не воображал. Возьмём Крым и вообще все в шоколаде будем.
И вот в этом – серьёзном и несерьёзном отношении к войне – кроется одно большое отличие Германии 1930-х от нынешней России 2020-х. Демократическая Россия, созданная Ельциным, как и демократическая Германия, созданная Веймарской конституцией, были вполне жизнеспособны. Но народы – и там, и здесь – не хотели демократии, а хотели другого – вернуть себе приятное чувство гордости и величия. Только немцы хотели осмысленно и целенаправленно. А мы – между делом, как приятную мелочь, как 1% кэшбэка на карту. Дай мне, золотая рыбка, квартиру, машину, дачу – это во-первых. Айфон и газонокосилку как у соседа – во-вторых. Ну и это, наклейку «можем повторить» на машину, а то что-то за державу обидно.
Так что нам всё время приносили немножко победоносной войны. То Грузию за неделю усмирили, то Крым бескровно в родную гавань вернули. А до этого, если кто помнит, террористов в сортире замочили.
Но внезапно вдруг выяснилось, что не все войны такие.
Несерьёзная война вдруг оказалось серьёзной. И тот факт, что этой кровавой мясорубки на самом деле никто не хотел, ничего не меняет. Войну-то хотели, вот в чём проблема. Да, не такую, но тем не менее. Не кровавую и страшную, а славную и романтическую. Россияне хотели войну – не все из нас, но многие. И те, кто писал «можем повторить», но и те, кто носил георгиевские ленточки и портреты предков. Потому что, – не надо никого обманывать – уважать дедушку можно и дома, в семейном кругу. А когда ты надеваешь пилотку и идёшь с портретом дедушки на улицу, это уже не про уважение. Это про наше прекрасное прошлое и замечательную победу. А раз победа – это хорошо, то надо обязательно снова кого-нибудь победить. И если даже вслух такие слова не произносились – они несомненно имелись в виду, достаточно посмотреть на тот поток сознания, который полился из уст носителей пилоток и георгиевских ленточек теперь, когда война по-настоящему началась.
Это не значит, конечно, что все, кто носил георгиевскую ленточку, хотел убивать украинских детей. Но так ведь и Путин не хотел. Он хотел побольше уважения и славы, побольше страниц про себя в учебниках истории. Он думал, что покажет своему народу сиквел фильма про Крым. Хотя и совершенно невозможно понять, как можно было до такой степени недооценить боеспособность потенциального противника.
Увы, но именно для нас Путин начал эту войну, и если бы мы её не хотели, её бы, скорее всего, не было. И как это ни больно, но в известном смысле мы – её причина. И единственное, что в данном случае отличает нас от немцев 30-х годов – это наше шапкозакидательство против их обстоятельности.
Немецкой нации для осознания собственной ответственности в том, что случилось, понадобилось поражение в самой чудовищной войне за всю историю человечества – и последующие лет 25, а то и больше. Во многом та преуспевающая Германия, которую мы видим сегодня – результат той плодотворной психологической работы целой нации над собой. Сколько времени понадобится нации российской? И когда зарубцуются шрамы от неизбежного поражения в украинской войне? – мы узнаем, пусть и не скоро. Но без сомнений, продолжение следует.
