Россия – далеко не самая пьющая страна мира. Здесь пьют меньше, чем во многих странах Евросоюза, например, Литве, Чехии, Германии, Франции, Бельгии. При этом каждый год от алкогольных отравлений в России, в отличие от ЕС, умирают тысячи человек. Например, в 2020-м в результате отравлений алкоголем в России погибли 10206 человек – больше, чем в результате убийств.
Причина этих смертей во многом кроется в огромном рынке нелегального алкоголя, существование которого делают неизбежным высокие цены на легальный алкоголь при низких доходах населения. По оценкам экспертов, его объем может достигать 40% всего производимого алкоголя в стране. Однако не во всех российских регионах массовые отравления суррогатом связаны только с этим. Например, Урал – далеко не самый бедный и далеко не самый пьющий регион страны – весь последний год сотрясают трагедии, связанные с массовыми отравлениями суррогатом. Осенью прошлого года в результате отравления метанолом погибли 44 человека в Свердловской области, 35 – в Оренбургской, трое – в Курганской, а в начале января этого года в результате потребления суррогата скончались восемь жителей Югры и 9 тюменцев. Причем многие погибшие были не опустившимися алкоголиками, а обычными работягами, пенсионерами и даже учителями.
Уроженец Оренбургской области и корреспондент «Продолжения следует» рассказывает, когда на Урале привыкли к нелегальному алкоголю почему не перестают пить его даже после случаев отравлений, и как с этими отравлениями связана водка из Казахстана, кормившая местных челноков и полицейских в десятые.
Я впервые попробовал водку лет в 14, в 2013 году. Была зима, мы с другом весь день катались с горки (точнее, с одного из холмов, которые полукольцом окружают мой родной город Абдулино, расположенный на северо-западе Оренбургской области в 375 километрах от границы с Казахстаном). Намёрзлись – и пошли ко мне домой греться. Родителей дома не было, и я зачем-то предложил другу выпить – мол, холодно, а водку вроде как пьют для согрева, в общем, мне просто захотелось попробовать. На верхней полке кухонного шкафа рядом с пакетом конфет у нас всегда стояла бутылка водки – родители не пили, водку хранили для гостей, поэтому продолговатая бутылка в шкафу стояла месяцами, возбуждая во мне живой интерес. Морщась, выпили по рюмке – а потом я судорожно пытался через пластиковую крышку с дозатором долить в бутылку воды. Чтобы родители не спалили.
Водка была казахстанской, с казахской акцизной маркой – у нас в области такую водку называли «казашкой», и это словечко настолько въелось в массовое сознание, что сейчас далеко не каждый местный, услышав «казашка», подумает о женщине казахской национальности. Другой водки с начала и почти до конца десятых в Абдулино просто не водилось – точнее, в магазинах продавалась, конечно, и отечественная водка, но ее покупали в крайнем случае. А так – у многих абдулинцев дома стоял ящик купленной с рук у знакомых челноков казахстанской водки разных марок – у кого-то подешевле, у кого-то подороже. Даже у моих родителей в шифоньере в какой-то момент появился ящик дешевой и популярной в Абдулино казахстанской водки марки «Кристалл» оптовой стоимостью 1000 рублей за 12 бутылок. Отцу она была нужна на магарычи – он асфальтировал дорожку от крыльца до огорода и порой обращался к знакомым за помощью.
Как же так вышло, что Оренбуржье подсело на «казашку»?
Вообще Оренбургская область – далеко не самый пьющий регион страны. Напротив, в 2020-м, согласно рейтингу трезвости регионов, составленному в рамках федерального проекта «Трезвая Россия», область вошла в число 25-ти самых трезвых российских субъектов, заняв в этом рейтинге 24-е место из 85-ти (наименее пьющим регионом составители рейтинга назвали Ингушетию, наиболее пьющим – республику Коми). Тем не менее, народ у нас имеет давний опыт употребления алкоголя сомнительного происхождения.
Взять, например, Абдулино. По воспоминаниям моих родственников, в советское время здесь в любом продовольственном магазине был винно-водочный отдел, в котором продавались три марки водки – «Русская», «Столичная» и «Пшеничная». При этом многие абдулинцы гнали самогон для личных нужд – во-первых, водки не всегда хватало, ее быстро разбирали, во-вторых, гнать самогонку было дешевле, чем покупать водку в магазине. В колхозах, окружавших Абдулино, гнали самогон из сахарной свеклы и патоки, в городе – из сахарной браги. С началом антиалкогольной кампании в 1985 году водка из магазинов практически исчезла, а с 1988 года ее и вовсе стали отпускать по талонам. И гнать самогонку в Абдулино стали гораздо активнее (в результате из магазинов и сахар исчез) – а еще начали ее продавать. Работники железной дороги (Абдулино – крупный железнодорожный узел, в жизни местных железная дорога имеет огромное значение, это практически единственное хлебное место здесь) начали пить технический спирт, который выдавался, например, дефектоскопистам для рабочих нужд. Самые отчаянные стали пить стеклоочиститель, одеколон и даже клей «БФ», прозванный в народе «Борисом Федоровичем». Как пили «Бориса Федоровича»? Клей наливали в емкость, насыпали туда соль, которая разбивала его на клеящее вещество и спирт, затем это клеящее вещество наматывали на палку при помощи электродрели, а спирт оставался в емкости. В 1990 году сухой закон отменили, вслед за ним отменили СССР и государственную монополию на производство алкоголя. И Абдулино наводнил суррогат. Например, в начале 90-х в Абдулино активно пили спирт Royal крепостью 96 процентов, который изначально производили то ли в Германии, то ли в Нидерландах, то ли в Польше, но в связи с большой популярностью напитка его быстро стали подделывать внутри страны. Параллельно с суррогатом абдулинский рынок постепенно наполнялся и нормальной водкой отечественного производства, которая порой даже заменяла собой деньги. Моему отцу, работавшему в 90-х в лесхозе, например, однажды вместо зарплаты выдали ящик российской водки.
«Казашка» появилась в Абдулино в конце 90-х. Через Абдулино тогда ходило два казахстанских поезда – Караганда – Москва и Астана – Москва (сейчас ходит только карагандинский поезд). И проводники этих поездов придумали такую бизнес-схему: они закупались в Казахстане алкоголем (там были очень низкие ставки акцизов и водка стоила в три-четыре раза дешевле, чем в России) и продавали ее ящиками по дешевке на остановках. В приграничных с Казахстаном районах Оренбуржья – например, во втором по численности населения городе области Орске, где в прошлом году и развернулась трагедия с массовым отравлением – все было еще проще. От Орска и близлежащих районов до границы с Казахстаном меньше 30 километров. И редкий местный, когда ездил в Казахстан по делам или на рыбалку, не привозил оттуда алкоголь. По воспоминаниям орчан, в конце 90-х – начале нулевых через границу можно было провести всего два литра на человека, но несмотря на это в Орске уже в то время легко можно было купить ящик «казашки». И местные ее покупали – в первую очередь на свадьбы и корпоративы. Чтобы сэкономить.
А потом наступил 2010 год. Россия, Беларусь и Казахстан создали Таможенный союз. Возникло единое таможенное пространство со «свободным беспрепятственным движением товаров, услуг, капитала и рабочей силы». В общем, ограничения на ввоз алкоголя из Казахстана в Россию были сняты.
Это примерно совпало с началом широкой антиалкогольной кампании в России – в 2010 году, по данным ООН, Россия была мировым лидером по потреблению алкоголя на душу населения с 15,6 литрами чистого спирта на человека, поэтому российская власть решила всерьез заняться искоренением пьянства в стране. В декабре 2009 года Владимир Путин, тогда – премьер-министр, подписал «Концепцию государственной политики по снижению масштабов злоупотребления алкоголем и профилактике алкоголизма среди населения Российской Федерации на период до 2020 года». В рамках этой концепции предлагалось сделать алкоголь менее доступным для населения за счет повышения его стоимости и введения ограничений на его продажу (например, в ночное время). Кроме того, среди приоритетных задач в концепции называлось переориентирование людей на ведение здорового образа жизни и обеспечение культурного досуга населения малых городов и сельской местности. В общем, власти планировали, что цены на водку взлетят, народу она станет не по карману – и он начнет заниматься спортом и рисовать. Первая часть плана была реализована: в 2010 году была введена минимальная розничная цена на водку – 89 рублей за пол-литра, до этого бутылку нормальной водки можно было купить за 50 рублей. Впоследствии минималку стали повышать практически каждый год (сейчас она составляет 261 рубль).
Цену на водку власти подняли, но рисовать и качаться народ особо не начал: во-первых, негде, во-вторых, не на что. У нас в Абдулино, например, в десятые открыли физкультурно-оздоровительный комплекс, но закрыли клуб железнодорожников, в котором располагался спортзал, детская школа искусств и библиотека. Детская школа искусств вместе с библиотекой в итоге переехали на окраину города, к ритуальной конторе, а спортзал почему-то никуда не переехал, так и пылились тренажеры в закрытом клубе еще много лет. Еще в Абдулино в середине десятых была открыта новая хоккейная коробка, но в хоккей там играли в основном машинисты и помощники машинистов, то есть люди с зарплатами выше 50 тысяч рублей в месяц. Хоккей – недешевый вид спорта, а в Абдулино подавляющее большинство населения получает меньше 20 тысяч рублей. В общем, я это всё к тому, что Таможенный союз был создан вовремя, потому что после старта антиалкогольной кампании позволить себе легальную водку в Абдулино мог уже не каждый, а спрос на дешевый алкоголь никуда не делся.
И «казашка» хлынула в Оренбуржье широким потоком.
Житель Абдулино Александр (имя изменено по просьбе героя) стал возить водку из Казахстана в 2012 году. На протяжении пяти лет он регулярно ездил в Казахстан на своей недорогой иномарке, закупался там «казашкой» и торговал ею прямо из своего гаража. Александр рассказал, как был устроен этот бизнес.
– На начальном этапе водка там была очень дешевой, – вспоминает Александр. – К примеру, закупочная цена водки «Благодать», у нас это одна из самых популярных марок была, составляла в Казахстане 42 рубля. У нас она без проблем продавалась за 120, а то и за 150 рублей за бутылку, и это все равно было дешевле, чем в магазине (минимальная цена поллитровой бутылки водки в России к концу 2012 года составляла 125 рублей, в 2013-м – 170 рублей, а в 2014-м уже 220 рублей – прим. автора). Самая дешевая водка, которую, как сами казахи говорили, у них пьют бичи, стоила там 18 рублей за бутылку. У нас она уходила за 80-100 рублей.
Если по закону судить, то продажа этой водки была в чистом виде криминалом. То есть ввозить казахстанскую водку было можно, а продавать ее здесь было нельзя – то есть ты ее ввозил как бы для личных нужд. Но штраф за незаконную торговлю крепким алкоголем был всего 5000 рублей, поэтому полиция не особо рвалась штрафовать [нарушителей]. Ну приедут полицейские, натаскаются этих коробок, отправят водку на экспертизу – а она качественная. Приходится ее возвращать хозяину. Даже водка за 18 рублей укладывалась во все ГОСТы – по крепости, по примесям, всё там было нормально.
Но полицейские, конечно, все равно грелись – мимо них такой жирный кусок плывет, как они не откусят от него? Обычно они караулили неподалеку от границы – едешь ты груженый, они тебя тормозят: «У нас операция “Алкоголь”, будем изымать водку и отправлять на экспертизу». А когда водку изымали, она у них потом нередко исчезала. В общем, чтобы не терять время, было проще отдать им ящик водки, тыщи две рублей – и ехать дальше. Я тебе даже больше скажу. Из тех, кто возил алкоголь из Казахстана в Абдулино, двое были действующими сотрудниками полиции.
Всего этой темой у нас в городе занималось человек 30-40 (население Абдулино – 18,5 тысяч человек – прим. автора). Были те, кто покупали там самую дешевую водку и продавали ее здесь алкашам. Это была страшная, неблагодарная тема. Потому что эти продавцы сна не знали, к ним алкаши шли и днем, и ночью. Правильнее всего было возить под какие-то конкретные заказы. У кого-то свадьба, юбилей, корпоратив, банкет – люди заказывают большой объем водки, и ты под заказ привозишь. Я старался именно так работать, хотя и не всегда получалось, мелким оптом тоже приходилось заниматься. У меня клиентура была виповская – это были высокопоставленные чиновники районного уровня, полицейские, прокуроры.
При этом в плане масштаба я в Абдулино был далеко не самым большим игроком. В мою машину помещалось в общей сложности 350-400 бутылок. В Казахстан за алкоголем я ездил когда раз в месяц, когда раз в два месяца. Ну, перед Новым годом, допустим, и два, и три раза мог съездить. С машины прилетало 30-40 тысяч чистой прибыли. Но все это мелочи. У нас в Абдулино были люди, которые водку буквально фурами возили. Абсурд, конечно, – везет человек фуру водки типа для личного пользования. Но пограничники ничего, пропускали, требовали только, чтобы бумагами было подтверждено, что финансово всё чисто, чтобы происхождение алкоголя было указано официально.
А с бумагами проблем не было. Казахи ведь водку не где-то в подвалах разливали, ее делали на заводах в Актюбинске (местные по привычке называют так город Актобе, в Западном Казахстане преименованный еще в 1999 году; в Актобе работает несколько ликеро-водочных заводов – прим. автора). И когда ты покупал в Казахстане водку, продавцы всегда давали все сертификаты и накладные. Суррогатом казахи не торговали. Им просто смысла не было это делать – зачем лезть в криминал, если нормальную водку можно легально купить за копейки и продать русским дороже? Собственно, поэтому и в Абдулино никакого суррогата не было – не было смысла его гнать.
Базы, торгующие водкой, в Казахстане в десятые как грибы росли. Актюбинский завод «Геом», например, преспокойненько держал базу прямо в Яйсане (село в Казахстане неподалеку от границы – прим. автора), то есть даже в Актюбинск не надо было ехать. В самом Актюбинске работал огромный винно-водочный магазин «Комек», в Уральске (крупный город в Западном Казахстане в 413 километрах от Абдулино – прим. автора) водку покупали на оптовом рынке «Алтын Алма». Некоторые продавцы даже рублями оплату принимали. Все эти базы были очень прилично обставлены, широкий ассортимент был. Не только алкоголя.
Я, например, не только водку возил. В Казахстане продавались коньяки – причем не только местные, но и молдавские. Импортный алкоголь у них тоже стоил тоже в разы дешевле, чем у нас. В Россию из Казахстана, например, везли грузинские вина, которых у нас не было, воду «Боржоми» – все это высоким спросом пользовалось (запрет на поставки грузинских и молдавских вин и минеральной воды «Боржоми» и «Набеглави» действовал в России с 2006-го по 2013-й год – прим. автора). Оттуда тащили сигареты, конфеты, чай «Джамбо», яйца, тушенку, пиво, бензин, который там вдвое стоил дешевле. Была еще такая тема – на ней еще покруче можно было подняться, чем на водке – возить оттуда стеклянные бутылочки «Пепси», «Кока-Колы», «Спрайта». В Казахстане бутылочка такой газировки восемь рублей стоила, а у нас она уходила за сорок – такие бутылочки активно покупали рестораны, бары, ночные клубы. Вообще я думаю, что в процентном соотношении из Казахстана [челноки] в основном везли легальный товар. Водка просто как бы заметнее была.
К 2017 году интерес возить ее оттуда пропал. Потому что она там заметно подорожала. Она всё еще оставалась дешевле нашей, но разница в цене стала такой, что много уже не заработаешь. Таскать большие объемы, ломать машину ради 10-15 тысяч? Зачем? Кроме того, в России ввели большие штрафы за незаконную продажу [алкоголя], ввели запрет на перемещение водки без российских акцизов –если ты вез больше 10 литров, то у тебя по закону могли конфисковать все, что сверх нормы.
Справка «Продолжения следует». Российские власти заговорили об ограничении ввоза физическими лицами алкоголя из Казахстана уже в 2013 году, спустя три года после образования Таможенного союза (ТС). Среди аргументов в пользу ограничений приводилось якобы низкое качество казахстанской водки и ее опасность для жизни россиян. Но в действительности главной причиной было то, что российские регионы стали недополучать поступления от акцизов на алкоголь из-за «серого» импорта. Российская водка просто не могла конкурировать с дешевой «казашкой». В 2014 году министр финансов Антон Силуанов предложил установить лимит в 5 литров на ввоз алкогольной продукции из стран-партнеров по ТС для физических лиц, но эту идею раскритиковали в Евразийской экономической комиссии (ЕЭК), наднациональном регулирующем органе Таможенного союза, поскольку «введение по инициативе одной из сторон каких-либо количественных ограничений на отдельный вид товара может вызвать в последующем аналогичные шаги со стороны остальных государств-участников в отношении других товаров, что в итоге нивелирует достигнутый эффект единства таможенной территории». Тогда российские власти зашли с другой стороны. В 2017 году было введено ограничение на перемещение физическими лицами по территории страны больше 10 литров алкоголя без российских акцизов – за это стали штрафовать на суммы от 15 до 25 тысяч рублей и изымать весь алкоголь сверх 10 литров. В том же году Госдума приняла закон, усиливающий ответственность за незаконную продажу алкоголя – для частников были установлены штрафы на уровне от 30 до 50 тысяч рублей, для ИП – от 100 до 200 тысяч, и все это вместе с конфискацией алкоголя. Кроме того, к 2016 году власти Казахстана подняли акциз на алкоголь в 5,5 раз по сравнению с 2010-м (чем казахстанцы, к слову, были очень недовольны, поскольку цены на водку внутри страны сильно выросли). В общем, к 2017 году рынок казахстанского алкоголя в Оренбуржье схлопнулся.
– Тема интересная была, но слава богу она закончилась, – резюмирует Александр. – Не тот это товар, не лежала у меня душа к этому, были терзания, что вожу именно водку. Не знаю, поспособствовало ли это тому, что пить у нас стали больше. Наверное, поспособствовало. Когда есть возможность купить подешевле, то и пьешь больше, я так думаю. Хотя далеко не для всех у нас в области эта тема закончилась. Взять, допустим, Соль-Илецк (город, расположенный на юге Оренбургской области – прим. автора), от которого до границы с Казахстаном меньше 100 километров. Там есть люди, которые в течение дня успевают несколько раз смотаться в Казахстан за водкой – натаскивают по ящику, чтобы уложиться в разрешенные 10 литров. Сейчас как раз курортный сезон же (в Соль-Илецке расположено несколько соленых озер, возникших в результате естественного затопления карьера по добыче соли; в прошлом году курорт «Соленые озера» посетило 1,2 миллиона человек – прим. автора).
Если в относительно удалённом от Казахстана Абдулино после того, как поток «казашки» прекратился, народ в целом переключился на легальный алкоголь (в городе как раз открылось несколько магазинов сети «Красное&Белое», где алкоголь можно было купить дешевле, чем в других магазинах) и самогонку (ее многие тогда начали гнать, даже мой школьный психолог гнала самогонку и продавала на дому по 100 рублей за пол-литра), то в приграничных с Казахстаном районах все было гораздо сложнее.
Взять, например, Орск.
Там к 2017 году вокруг казахстанской водки успела сложиться настоящая бизнес-империя, которая кормила многих людей: водителей фур, годами возивших только «казашку», владельцев складов, сдававших помещения в аренду под хранение алкоголя, владельцев сельских магазинов, покупавших водку на складах в Орске и продававших ее из-под прилавка у себя в деревне, полицейских, всё это крышевавших, наконец. И никакие ограничения российских властей эту империю разрушить не смогли. Многие дельцы просто подстроились под новые реалии. И стали продавать суррогат.
На самом деле, суррогат в Оренбуржье стали продавать еще за пару лет до всех ограничений, введенных российскими властями в 2017 году. Произошло это на фоне повышения акцизов на алкоголь в Казахстане. Водка там год от года стоила все дороже, возить ее становилось всё менее выгодно – и, несмотря на то, что многие челноки смирились с этим и продолжали честно возить «казашку», некоторые дельцы, привыкшие к сверхприбылям, стали разливать суррогат. А там – недалеко и до отравлений метанолом.
Тут важно понимать, как устроено производство контрафакта.
Чтобы сделать водку, местные дельцы покупают бочками этиловый спирт, разбавляют его водой в соотношении две части спирта и три части воды и разливают по бутылкам. Бутылки бывают самые разные: пластиковые – без этикеток и с этикетками известных российских марок, стеклянные – с этикетками марок несуществующих, известных марок «казашки» и даже всемирно известных алкогольных брендов. Впрочем, неважно, во что разливают суррогат и какую клеют этикетку, важно, что отношение к алкоголю из-под полы в области за годы эпопеи с «казашкой» у населения сложилось доверительное.
Этиловый спирт бывает пищевым и техническим – если использовать пищевой этиловый спирт, который производится из зернового сырья или патоки, то все будет нормально, никто не отравится. Но он дороже технического этилового спирта примерно вдвое, достать его сложнее, поэтому дельцы нередко сознательно используют технический этиловый спирт. А с ним все не так однозначно. Его производят, например, из древесины, целлюлозы, отходов лесной промышленности. И собственно этилового спирта в техничке всего около 92%, остальное – примеси и другие спирты. В том числе метанол – смертельный яд, 10 миллилитров которого приводят к слепоте, а 30 миллилитров уже могут привести к смерти. При этом метанол по вкусу, цвету и запаху практически неотличим от этилового спирта. По ГОСТу содержание метанола в техническом этиловом спирте не должно превышать 0,05%, однако, как отмечают эксперты, техничка бывает разного качества и содержание метанола в ней может быть и 10%, и даже выше. Естественно, у дельцов в гараже нет лаборатории, в которой они проверяли бы, сколько метанола попадает в разливаемую ими водку – так что риск разлить и продать смертельную отраву очень велик. Да и вообще все может быть еще проще и страшнее– дельцам под видом технического этилового спирта поставщики могут продать метанол. А те его не глядя разольют по бутылкам. В общем, конфигурации могут быть самые разные.
Итог – один.
В декабре 2015 года в Орске и близлежащих городах в результате отравления суррогатным виски, замаскированным под алкоголь из Казахстана, погибли 5 человек. Кто-то из погибших купил виски с рук у знакомых, кто-то – заказал по Интернету. О трагедии тогда трубили все региональные СМИ, полиция быстро нашла и задержала распространителей контрафакта, областной Роскомнадзор заблокировал десятки интернет-магазинов, торгующих нелегальным алкоголем, а региональный минздрав выступил со специальным обращением к населению, порекомендовав не покупать алкоголь нигде, кроме магазинов.
Но люди продолжили его покупать.
Представьте себе пенсионера из села под Орском, который годами каждый день приходил в сельский магазин и брал казахстанскую водку за 100 рублей из-под прилавка у одного и того же продавца. Для него этот продавец был хорошим другом, человеком проверенным. Да и сам продавец вряд ли задумывался о происхождении водки, стоящей под прилавком – он покупал ее где-то на складе в Орске, а там ему никто не говорил, что водку в соседнем гараже разлили, ему говорили, что привезли ее из Казахстана. В общем, массовые отравления психологию людей сильно не поменяли: «Это в соседнем селе отравились, там черт-те что продавали, а меня пронесет».
А еще важно понимать, что в России в 45% всех сельских населенных пунктов нет ни одного магазина с лицензией на продажу алкоголя – в таких магазинах могут продавать только пиво, медовуху и сидр. То есть почти в половине российских сел в принципе нельзя купить легальную водку, поэтому там покупают из-под полы что придется.
Дело в том, что лицензия на продажу алкоголя стоит недешево – 65 тысяч рублей в год. И получить эту лицензию очень сложно – например, для ее оформления недостаточно иметь статус индивидуального предпринимателя, нужно зарегистрировать ООО или акционерное общество. При этом уставный капитал в зависимости от региона должен составлять 200, 300, 500 тысяч рублей, а в некоторых регионах, как, например, в Новосибирской области, он должен составлять минимум миллион рублей. То есть сельский предприниматель, собираясь продавать легальную водку у себя в магазине, должен перед этим где-то найти солидную сумму денег, собрать множество документов, заверить их у нотариуса. И ради чего всё это, если водку за 261 рубль все равно никто в нищем селе не купит? Только по официальным данным уровень безработицы на селе составляет 8%, хотя исследователи говорят, что это заниженные цифры, и что без работы в России сидит как минимум 14,2% всего трудоспособного сельского населения. Да и те жители российских деревень, у которых есть работа, получают копейки. Например, в феврале телеканал ОТР опубликовал результаты опроса о зарплатах учителей в России – с комментариями самих учителей. Учитель первой категории с 20-часовой нагрузкой в сельской местности в Адыгее получает 13 тысяч рублей чистыми. А учитель математики высшей категории с такой же нагрузкой в Кемеровской области получает 15843 рубля – это вместе с доплатой за классное руководство.
Повальная нищета. Это и есть главная причина отравлений суррогатом в российской провинции. Глобально дело тут, конечно, не в том, что у сельмагов нет лицензий на продажу водки, и не в том, что люди по привычке покупают алкоголь из-под полы, надеясь, что их пронесет. Всё это – следствия проблемы. А корни ее в другом. Ее корни – в тяжелой нищей жизни, в которой нет никаких радостей, кроме бутылки дешевой водки из-под полы. Ничего хорошего в этой жизни просто не запрограммировано от рождения.
Когда я учился в школе, по соседству с моим домом в Абдулино жила одна семья – мать, отец и трое их взрослых сыновей, которые периодически приводили в этот огромный дом каких-то женщин, они рожали им детей, потом уходили от них и детей забирали – и так по кругу. Что сейчас с этими детьми происходит? Хозяин дома жил на пенсию, он всю жизнь работал на мясокомбинате, мать – неизвестно на что жила, пенсию она не получала, потому что с молодости нигде не работала. Их старший и средний сыновья то куда-то устраивались, то просто шабашничали, а младший – воровал, скитался по тюрьмам, потом возвращался домой, хватался во время пьянок за нож (кто-то кого-то назвал козлом – и понеслось) и снова садился. И все обитатели этого дома постоянно пили – когда в Абдулино продавали «казашку», пили «казашку», потом стали пить самогонку, а если денег не было, то и фунфурики могли выпить. Лет десять назад отец семейства умер – как говорили соседи, допился. Вслед за ним умерла его жена, а потом средний сын сжег себя. Он спьяну облил себя бензином и поджег – говорят, кричал, что жена ему изменила.
Наверное, если смотреть на все это с оптикой москвича с нормальной зарплатой и светлой квартирой, то может показаться, что это история про каких-то опустившихся маргиналов. Но таких людей в российской провинции миллионы – днём они работают за минималку, а после работы покупают пол-литра чего-нибудь, что горит, и пьют перед телевизором. Потому что больше никаких других радостей в их жизни нет и не будет – на большее у них ни сил нет, ни денег.
Так что люди в России травятся суррогатом не потому что дельцы или крышующие их полицейские плохие. Люди будут покупать водку из-под полы и травиться ею до тех пор, пока российская власть не займется борьбой с бедностью и не предложит людям настоящих альтернатив. И, кажется, главные трагедии, связанные с отравлением метанолом, Россию ждут впереди. Потому что война, развязанная Владимиром Путиным в Украине, богаче народ не сделает – и новых спортплощадок российские села вряд ли дождутся.
Артур АБРАМОВ
