23 апреля один из фигурантов дела «Сети» Юлиан Бояршинов окажется на свободе. Ему предстоит вернуться совсем в другую Россию.
Как это ни страшно звучит, сегодня про дело «Сети» уже мало кто помнит. Хотя 6 лет назад оно было в центре российской внутриполитической повестки.
Напомним: в октябре 2017 года в Пензе и Санкт-Петербурге были задержаны 9 человек, позже к ним добавилось еще три фигуранта. В итоге семеро обвиняемых получили тюремные сроки. При этом едва ли до того момента вы могли слышать их имена. Они не вели блогов и не выступали на оппозиционных митингах. Более того, никто из них не объявлялся в розыск и не был судим ранее.
По версии следствия, задержанных объединяло участие в террористическом сообществе «Сеть». По мнению силовиков, молодые люди создали некое тайное общество и собирались свергнуть власть. Для этого они учились стрелять, оказывать первую медицинскую помощь и создавать взрывные устройства.
Как утверждали правоохранители, участники организации планировали серию терактов во время проведения чемпионата мира по футболу в 2018 году и несколько вооружённых атак на полицейские участки, военкоматы и офисы «Единой России». Вообще группа анархистов пришлась очень кстати: в преддверии чемпионата мира по футболу силовикам понадобилось срочно показывать результат работы по «террористам».
Главарем террористической группировки следствие определило жителя Пензы Дмитрия Пчелинцева. Он подходил лучше всего: был антифашистом, служил в армии и работал инструктором по стрельбе в клубе при местной ветеранской организации. Кроме прочего, на Пчелинцева повесили ещё и поджог военкомата, который он якобы совершил в 2011 году.
Во время судебных разбирательств выяснилось, что факт существования «террористической организации» доказывает наличие «устава» и протокола «съезда». По версии следствия, участники группы разработали «свод», в котором изложили свои цели, а также провели съезд организации на съемной квартире в Питере. Всё было бы логично, но адвокат одного из фигурантов дела пояснил суду, что та компиляция, которую следователи отправили на экспертизу – это не документ.
Проблема в том, что этот «манифест» был слеплен из разных файлов, и, кроме прочего, содержал фрагменты личной переписки и даже, например, список покупок, в котором фигурировали, в частности, помидоры.
Масштабы «преступной деятельности» выдуманной организации просто поражали воображение. Например, предполагалось, что ячейки организации действуют в Москве, Питере, в самой Пензе и даже в соседней Беларуси.
Для того, чтобы довести дело до конца и отчитаться о ликвидации межрегиональной террористической организации, нужно было «всего лишь» получить признания задержанных, а некоторых заставить выучить показания наизусть. Вдруг забудут.
Проблемы у стражей порядка начались, когда СМИ и правозащитники узнали о некоторых методах работы следователей и сотрудников ФСБ. В 2018 году после визита членов Наблюдательной комиссии к арестованным Виктору Филинкову и Игорю Шишкину выяснилось, что к ним применяли пытки.
Правозащитники обнаружили на их телах следы побоев и ожоги от электрического тока. У Игоря Шишкина врачи диагностировали перелом нижней стенки глазницы и многочисленные ссадины (хотя позже он скажет, что никаких пыток не было, признается во всех смертных грехах и выйдет на свободу уже в 2021 году).
Вскоре, после сообщения о пытках из Питера, выяснилось, что пытают и других фигурантов уголовного дела. Некоторые из них подробно описали то, через что прошли. Эти свидетельства вызывают дрожь, даже если ты слышал такое уже много раз.
«Мне замотали руки за спиной, я был в одних трусах, примотали ноги к лавочке скотчем. Сотрудник, которого зовут Александр, зачистил канцелярским ножом провода и примотал мне их к большим пальцам ног. Вопросов мне никто не задавал, ничего – просто начали сразу крутить динамо-машинку. Собственно, ногами примерно до колена я ощутил ток – это ощущение, как будто сдирают кожу заживо, а когда [подача тока] прекращается, как будто ничего не было вообще», – рассказал в суде Дмитрий Пчелинцев.
Кто есть кто
С самого начала в деле «Сети» была куча нестыковок, неубедительных доказательств и откровенных домыслов. Нелепых обстоятельств и белых пятен во всей этой истории так много, что хватило бы на несколько книг, а каждый отдельный факт подробно описан в публикациях тех лет – в России тогда ещё существовала журналистика.
Все фигуранты дела оказались жертвами жестокого испытания. Пройти его и остаться верным совести оказалось совсем непросто. Дело «Сети» стало знаковым и недвусмысленно намекало нам, что всё идет к максимально возможному закручиванию гаек. Особенно по отношению к молодёжным организациям, которые демонстрируют открытое несогласие с действующей властью.
По существу, всех задержанных объединяло две вещи – они были знакомы и в разной степени вовлечены в левое движение. Илья Шакурский, задержанный в Пензе, например, ещё до дела «Сети» был известен как анархист и активный участник антифа движения.
А Виктор Филинков из Питера в середине 10-х годов участвовал в акциях протеста и активно интересовался антифашистским движением. Друзья и родственники Филинкова рассказали «Бумаге», что во многом на его взгляды тогда повлияло убийство адвоката Станислава Маркелова и журналистки «Новой» Анастасии Бабуровой.
Вместе с Филинковым и некоторыми другими фигурантами дела в Питере был задержан активист Юлиан Бояршинов. Юлиан – сын художника и участник благотворительных акций. Он работал промышленным альпинистом, посещал приют для диких животных и помогал собирать одежду для бездомных.
В июле 2020 года вместе с Виктором Филинковым им вынесли приговор. Виктор Филинков не признал своей вины и получил 7 лет колонии по ч. 2 ст. 205.4 УК РФ (Участие в террористическом сообществе).
Юлиан Бояршинов подтвердил то, что был знаком с пензенскими фигурантами дела и посещал тренировки, но до самого конца, несмотря на избиения и угрозы, не признавал того, что они якобы собирались свергнуть власть.
Суд счел его виновным в «незаконном хранении взрывчатых веществ и участии в террористическом сообществе». Он получил пять с половиной лет. В своем последнем слове Юлиан Бояршинов заявил, что никогда не разделял «террористических взглядов» и не разделяет их сейчас, находясь на скамье подсудимых.
Юлиан и Яна
23 января жена Юлиана Бояршинова Яна Сахипова сообщила о том, что через 3 месяца тот должен выйти на свободу:
«Ровно через три месяца мой муж Юлиан Бояршинов, который сидит по делу “Сети”, выходит из колонии. Мне вообще не верится, и даже немного страшно пока мечтать – хотя уверена, что всё будет хорошо», – написала Яна в своем письме, опубликованном проектом «Rupression».
В письме она также рассказала, что Юлиану, который вот-вот окажется на свободе, нужны какие-то средства на первое время. На выходе из тюрьмы у человека обычно ничего нет. Зато есть подорванное здоровье и много дел впереди.
Яна работает в медиа, поэтому когда на независимые СМИ началось открытое давление со стороны российских властей, она решила уехать из России. Сейчас она живет и работает в Праге. До этого жила в Тбилиси, откуда ездила на свидания с мужем, отбывающим наказание. Последний раз Юлиана она видела в декабре, до его освобождения оставалось чуть больше 4 месяцев.
В течение нескольких лет они общаются в письмах, иногда Юлиану разрешают позвонить, несколько раз в год Яне можно приехать на свидание. После начала войны общаться стало сложнее: письма могут не передать, а связь отключить. Яна Сахипова рассказала проекту «Продолжение следует» о том, как супруги прожили эти пять с половиной лет.
«Последний раз я видела Юлиана в декабре [2022 года], у нас было свидание в ИК-7 в Карелии. Я уехала из России еще до начала войны. Подумала, что дальше будет хуже.
Я приезжала на свидания из Грузии. Это было тяжело. Первый раз я ужасно боялась ехать туда [в колонию], потому что до того опыт общения с сотрудниками ФСИН у меня был неудачный: они постоянно орут, с тобой обращаются так, будто бы ты сидишь за расчленёнку. Это тяжело – снова столкнуться с этой системой, с этими людьми. Видеть любимого человека в заключении.
Когда я первый раз приехала в колонию, была зима. Я помню, как закупалась продуктами. Нужно было привезти всё с собой и явиться рано утром. Я тащила всё это по сугробам, такси можно было вызвать только по телефону. Но сотрудники [ФСИН] оказались на удивление нормальными, и даже шутили. Так что потом было проще.
23 апреля Юлиан выйдет на свободу, он отсидел весь срок. Я боялась, что он сильно изменится за всё это время. Что тюрьма его подкосит. Но он изменился, как человек меняется за пять лет, независимо от тюрьмы.
Я в восторге от того, как он справляется. Он в отличной физической форме, прокачал английский, выстроил «тайм-менеджмент». Он, находясь в тюрьме, извлекает пользу из этого, много читает.
До войны я могла ему рассказывать новости, аккуратно говорить про политику. С началом войны – всё. Отрубили связь, а связь там только официальная, «Зонателеком». Когда в первые дни войны он спрашивал у меня, какие там потери, то просто телефон нам отключали.
Потом мы стали иносказательно выражаться, потому что нормальных источников информации у него нет [а говорить прямо нельзя]. В последнее время письма от меня вообще не передавали, хотя ничего такого там не было.
Мы познакомились в 2011 году, просто были в одной компании, иногда виделись. Но встречаться начали, наверное, за три месяца до того, как он сел в тюрьму. Мы оба были в постоянных разъездах, поэтому мало времени провели вместе.
Когда мы решили пожениться, он уже был в СИЗО. Мне пришлось собрать просто кучу всяких бумаг, там такая бюрократия, нет никаких нормальных инструкций. Одна инстанция шлет в другую, начальник тюрьмы говорит: «обращайтесь в суд», суд отправляет к начальнику, ЗАГС ещё что-то говорит. Но я кое-как своего добилась.
Свадьба была прямо в СИЗО. Я съездила в ЗАГС, привезла регистратора на такси, нас всех отвели в «адвокатскую комнату» – это такое мрачное помещение с зелёными стенами. Там стоял ФСИНовец и две девушки из Общественной наблюдательной комиссии – Яна Теплицкая и Катя Косаревская. Мы с ними хорошо общались, они пошли с нами на регистрацию как свидетели.
Это длилось минут 15. Нам сначала зачитали всё, что обычно в таких случаях положено. Мы в это время держались за руки и обнимались, потому что мы полтора года друг к другу вообще не прикасались, а тут целых 15 минут могли быть вместе. Потом мы расписались. У нас были кольца в виде колючей проволоки, которые я специально заказала. Мы надели друг другу эти кольца, но сразу после [регистрации] я забрала его кольцо, поскольку Юлиану нельзя было такое хранить [в колонии].
И как только она сотрудница ЗАГСа закончила, нам сказали: «Всё, давайте выходите», а мы сказали: «да-да сейчас», но не спешили уходить. Я тогда подумала, что нужно было заранее попросить сотрудницу ЗАГСа подольше читала свою речь…
Фото из личного архива
Фото из личного архива
Я веду телеграм-канал, где публикую свои заметки и рассказываю о том, каково это – ждать любимого человека из мест лишения свободы. А ещё я пишу книгу об этом. Сейчас идет плохо, но я не хочу бросать, потому что я считаю, что важно об этом рассказать. Я не знаю книг, написанных с позиции партнера или близких политического заключенного. Есть книги самих политических заключенных, а со стороны их близких – нет. Никто не понимает, с чем ты сталкиваешься. Это полная жесть, о которой ты не всегда можешь рассказать. Хочется фиксировать этот опыт. Я многое проживаю через текст. Если я что-то напишу, то меня потом отпускает.
Это будет история, выстроенная в хронологическом порядке, которая будет состоять из разных лоскутков: писем, отрывков из СМИ и комиксов. Я планирую её опубликовать, но пока не знаю когда».
Павел КУЗНЕЦОВ
