Как выжить и не потерять себя тем россиянам, кто не поддался истерии пропаганды и сохранил здравый смысл
Вы читаете текстовую версию Разбора
Знаете, какая новость поразила меня больше всего в первые дни украинского вторжения в российское приграничье? Когда пошли новости о том, что в плену оказались срочники, поднялась волна возмущения матерей: верните мальчиков. На них предсказуемо гавкнул депутат-опохмел Гурулёв:
«Все говорят: «Что вы, как вы срочников можете использовать?» Это наша территория. Они наши военнослужащие, они приняли присягу. Согласно всем нашим законам, они обязаны исполнять свой воинский долг. Мы о ч`м говорим сейчас? Жалко пацанов — несомненно. Но мы раньше воевали именно ими. В Афганистане никаких контрактников не было. В Красной армии контрактники были?»
И всё, больше никто на матерей не наехал, не осадил, не напомнил им о священном долге перед Родиной, которая, как всегда, в опасности. Но очень быстро и как-то само собой это живое, человеческое требование матерей переплавилось в другое: А не хотите отпускать срочников – так сделайте им выплаты как у других военных. В общем, продали мамы своих мальчиков, другими словами.
Такого не было ни во время чеченских войн, когда «солдатские матери» стали просто именем нарицательным целого явления. Так не было и потом, когда тысячи женщин сражались с российской армией за своих сыновей, ушедших по призыву. Что теперь случилось?
Я скажу вам. Теперь в России запретили чувствовать. Ну, то есть поначалу людям запретили просто говорить вслух то, что они думают и чувствуют. Любая рефлексия по поводу войны, любое высказанное сочувствие украинцам превратились в повод для возбуждения уголовного дела. Ну а потом пропаганда предложила россиянам то, что они должны испытывать взамен своих искренних, порой очень противоречивых эмоций. Навязала им с одной стороны эту благородную якобы ярость, священную ненависть к «укрофашистам». Весь этот ультрапатриотический экстаз. А с другой — показала, что у такого замещения чувств есть и хорошая цена. В путинской системе это уже хорошо отглаженная модель, Впервые ее опробовали с матерями подводников Курска. Тогда, я напомню, семьям погибших выплатили огромные по тем временам компенсации и раздали квартиры. А нищие и отчаянные люди, которым больше не на кого опереться, перестали требовать расследования чудовищной безалаберности и вранья при проведении спасательной операции подлодки. Ну а дальше был Норд-ост, Беслан и далее везде.
А потом не успели мы оглянуться, как эмоции стали наказуемы, и их приходится скрывать. Даже открыто любить и жалеть своих сыновей, мужей – вместо того, чтобы посылать их на убой, – уже зазорно. Любить можно только родину и Путина. Те же, кто считает иначе, оказались сейчас между молотом и наковальней: рисковать и давать выход своим переживаниям – и тогда увольнение, а то и уголовное дело. Ну или можно безопасно сидеть в своем коконе и потихоньку отъезжать кукухой.
Как наши сограждане приспосабливаются к этой фрустрирующей ситуации, и какие есть способы поддержать себя, оставаясь в России. Нет, я не буду советовать вам осознать проблему и изменить свое отношение к ней. Это просто глупо, потому что к некоторым вещам невозможно изменить отношение и остаться при этом собой. Но можно себя сберечь – даже в том раздрае, в котором находится сейчас российское общество.
Хотя власть всячески пытается преподносить войну как новую нормальность и рутинную повседневность, которая идёт строго по плану, наши граждане ежедневно сталкиваются с её последствиями. В виде дорожающих продуктов и товаров, повышения налогов и процентов на кредиты.
Ко многим война приходит в виде цинкового гроба с самым близким человеком. Необязательно следить за новостями и выкрутасами Госдумы, чтобы на собственной шкуре убедиться: жизнь в России становится хуже, и конца этому не видно. Конечно, не все решаются связать проблемы в стране напрямую с войной и лично с Путиным, но сопутствующие тревога и стресс никуда при этом не деваются. Тем более, если тебе еще угрожает призыв или мобилизация.
Старшему поколению во многом проще. Старших, во-первых, никто не отправит на фронт, а во-вторых, они сидят, накумаренные телевизором. Зато жизнь остальных россиян – это бесконечный стресс-тест.
Ещё год назад многим казалось, что в самом выигрышном положении оказались те, кто решился и смог позволить себе эмиграцию. Но теперь-то все уже видят и понимают, что это не столько готовое решение, сколько самое начало пути.
Кто-то с нетерпением ждёт дня, когда будет можно вернуться обратно, другие – встраиваются в те зарубежные общества, которые их приняли. Им нужно решать вопросы с документами, обзаводиться постоянным жильём, заново строить карьеру. И у тех, и у других копятся страхи относительно того, какой они застанут Россию, когда и если вернутся. Вдруг там уже по улицам ходят люди с пёсьими головами, и все через одного оправдывают эту бессмысленную мясорубку? Мысль о том, чтобы вернуться в родную страну и жить там в одном доме с военными преступниками или водить с ними детей в один детский сад, пугает многих моих знакомых и коллег. И вот, например, актрису и соучредительницу благотворительного фонда «Подари жизнь» Чулпан Хаматову тоже волнует:
Ведущая: А вот когда вы вернётесь в Россию, наверное, вы вернётесь с радостью?
Ч. Хаматова: Я не знаю, я не знаю. Я боюсь думать об этом. Я, честно говоря, не знаю. А как вот, например, встречаться с людьми, с которыми ты проработал огромное количество лет, а весь театр поддерживает «спецопераци»?
Понятное дело, что такие этические дилеммы порождают у уехавших неуверенность и страх, что после всего случившегося они в принципе смогут чувствовать свою принадлежность к российскому обществу.
Но каково же тогда тем, кто остаётся внутри России и уже сегодня, всё прекрасно понимая, ездит в одном вагоне метро с СВОшниками, ходит в одни и те же магазины и кинотеатры?
Что спасает всех этих людей? Как они не сходят с ума? Вы удивитесь – но в России по-прежнему остаются пространства для свободного самовыражения. Только ведут себя в таких тусовках чуть более осмотрительно и непублично, чем на голой вечеринке Насти Ивлеевой.
Речь идёт не только о кухонных посиделках с друзьями-единомышленниками, как в советские времена. Мои московские друзья и коллеги рассказывают о закрытых встречах «для проверенных» – лекции, дискуссии, вечеринки. Всё это есть, никуда не делось, и эти островки жизни многим дают надежду.
Некоторые наши даже возят в Россию «тамиздат» – то есть книги, которые не издаются и не продаются в России. Но это совсем уж для любителей экстрима, потому что, по сути, любую книгу, изданную «там», можно купить за рубли в электронном виде. Ну а в самой России растут продажи книг о жизни в Третьем Рейхе.
Квартирники! В Россию вернулись квартирники – концерты групп, не пролезающих сквозь цензурное сито. Когда-то на таких концертах играли Виктор Цой и Борис Гребенщиков, а теперь… Ну, не буду называть имён, чтобы не приманить полицию.
Увы, в ситуации тотального преследования любого инакомыслия российское общество вынуждено возвращаться не только к культурным практикам позднего совка. Тут пригождаются и житейские вещи очень. Вспомним, как жили советские диссиденты – а они, по сути, вели двойную жизнь. Параллельно с написанием и распространением своих книг писатель Александр Солженицын был трудоустроен дворником. А правозащитница Валерия Новодворская одновременно тиражировала самиздат и числилась воспитательницей детского сада. Вообще чем больше выходишь за рамки собственного, весьма ограниченного опыта и узнаешь об опыте исторических личностей или наших современников, прошедших через лишения в других репрессивных режимах, тем больше рождается уверенности: это всё и у нас обязательно кончится, и мы снова вернемся к нормальности.
Особенно сильное впечатление производит опыт наших предшественников, который как бы делает круг и догоняет нас из прошлого. Ну кто бы мог подумать, что в 2024 году в воюющей России выйдет ещё довоенный фильм «Мастер и Маргарита» без пяти минут экстремиста Михаила Локшина – по роману Булгакова, который и в советские времена больше 20 лет пролежал в столе как крамольный?
Конечно, я никому из наших зрителей в России не пожелаю прожить жизнь в подполье и вместо следования своему призванию навсегда уйти в бездушную подёнщину. Но поиск более безопасных сфер приложения сил может стать временным выходом. Может по-настоящему спасти вас. Нет ничего постыдного в том, чтобы дать себе передышку от политической повестки и посвятить свое время зоозащите, бегу на длинные дистанции или курсам по дизайну. Всё, что помогает сохранять себя телесно и душевно и при этом не причинять вреда другим живым существам вокруг, уже является достаточно хорошим способом проживания жизни. Хочу только предостеречь от совсем уж экстремальных форм эскапизма с полной подменой реальности на фантазии и разрушительные зависимости – второго такого администратора телеграм-канала, как Дмитрий Медведев, нам не надо.
Ну а что, если под запретом оказалось не то, что ты делаешь, а то, кто ты есть? Я сейчас говорю об ЛГБТ-персонах, которые по тем или иным причинам не могут уехать из России. И я хочу обратиться именно к таким людям и их родственникам: нет ничего важнее вашей безопасности. Если ваше окружение настроено против вас, в России несмотря на все риски продолжают работать правозащитные организации, такие как кризисная группа СК SOS или благотворительный фонд «Сфера», где вас проконсультируют и даже помогут с переездом. Государство подталкивает вас не просто держать свою частную жизнь под замком, но в целом сторониться любых ассоциированных с ЛГБТ мест, знакомств и коммьюнити – то есть обрекает на страх и отчуждение. Но всё это узаконенное мракобесие не должно менять главного: вашего собственного принятия себя. С вами всё в порядке. И тот бред, который транслирует пропаганда и подхватывают самые тёмные, самые запуганные люди, не имеет к вам никакого отношения и рано или поздно сдуется вместе с режимом.
Я не стану давать советов, как не впадать в депрессию или отчаяние. Иногда депрессия – это самая адекватная реакция на происходящее, если речь, например, идёт о горе или потере. А мы с вами переживаем длящуюся травму, да к тому же объективно понимаем: мы мало что можем сделать, чтобы горе перестало множиться. Но теперь уже совсем очевидно, что нам предстоит бежать марафон, и за эпизодами депрессии жизненно важно создавать себе эмоциональные просветы – обращаться к своим чувствам и потребностям, обмениваться опытом с другими людьми, подпитываться из тех колодцев, которые вам ближе всего: семья, своё дело, путешествия, искусство, спорт. Ну, и конечно мечтать, строить планы на будущее и изучать новое. У нас впереди ещё долгая жизнь, где всё это обязательно пригодится. Наше будущее принадлежит нам, а вовсе не 71-летнему Владимиру Путину, хоть он и цепляется за прошлое и пытается повернуть всё развитие России вспять.
В романе Владимира Набокова «Приглашение на казнь» приговоренный к смерти герой оставляет такие строки: «Как мне страшно. Как мне тошно. Но меня у меня не отнимет никто». И это поразительно точно. Даже в самые тяжёлые и гнусные времена нет такой власти, которая способна уничтожить то, чем вы являетесь. Вашу личность, вашу самость. И пока мы сохраняем себя со своими чувствами, надеждами и убеждениями, продолжение обязательно следует…