Иван, 22 года, барбер, Москва
Монолог записан 21 сентября
— Я с Дальнего Востока, там же и служил в 2018-2019 годах в войсках связи. В армию пошел добровольно – хотел избавиться от родительской опеки. Меня мать чрезмерно опекала, и я решил, что отслужу и буду делать, что хочу.
Сейчас я рядовой запаса. В моем военнике написано, что моя военно-учетная специальность – начальник радиостанции, механик-радиотелефонист. В теории я должен уметь обращаться со средствами связи, которые используются [российской армией] в Украине.
На деле – нас в армии ничему не научили. Я год собирал лужи совком, поднимал листочки с земли. Вот и вся армия. Я и мои сослуживцы – просто пушечное мясо.
Я сегодня позвонил одному из них [сослуживцев]: «Что делать собираешься?». Он такой: «Попадет, но не в меня». Но, судя по указу [«Об объявлении частичной мобилизации в Российской Федерации»], как раз в нас и попадет.
Два года назад, после армии, я приехал в Москву стричь людей. Это – прямо моё. Ты своими руками меняешь образ человека, подстраиваешь его голову с бородой под его стиль жизни. Вчера у меня какие были планы: развиваться и развивать индустрию [барберинга] в России. Я хотел стать человеком, который будет других людей учить стричь, пробуждать в них творческое начало. Барберинг – это такое ремесло, в котором ты каждый день узнаешь что-то новое. Тут постоянно появляются новые фишки, происходит обмен опытом. Вот только вчера у нас было мероприятие в барбершопе, на котором мы обсуждали новые средства для укладки, учились на манекенах.
А сегодня моя жизнь полностью перевернулась. Когда всё только началось 24 февраля, я сразу предупредил родных, чтобы мое местоположение не выдавалось военкому – прописан я там, на Дальнем Востоке. Потом как-то всё поутихло, и я перестал думать о мобилизации. А сегодня я просыпаюсь, захожу в метро, открываю новости и такой: «Пиздец». У меня даже эмоций нет. У меня просто страх. Как и у всех ребят, с которыми я работаю. У нас тут старше 30 нет никого, восемь из 14 барберов недавно отслужили, то есть мы в самой уязвимой группе. Мы сегодня весь день просто в ахуе ходим. Раз в десять-пятнадцать минут обмениваемся какой-то информацией из телеграм-каналов – и просто смотрим друг на друга. Каждый в своей голове переваривает.
Я стараюсь максимально подбить коллег-пацанов уехать. Я им говорю: «Вы как хотите, но я не готов рисковать жизнью своей в 22 года ни за что, ради каких-то дядек, которые сидят и рисуют законы». Я не понимаю цели этой войны.
Если бы пришли ко мне, на территорию России, начали захватывать нашу страну, я бы надел бронежилет и взял автомат. Но сегодняшняя война – она не моя.
Мои родственники думают так же. Они не понимают, почему я должен идти воевать и за что я должен бороться. Они не переживут, не поймут, если со мной что-то случится. Я позвонил сегодня матери – у нее просто нет слов. Она говорит: «Я не пущу тебя воевать, но я не понимаю, что делать. Просто нет выбора».
Мой выбор – уехать. Я уеду в течение одного-двух дней. Сначала в Казахстан улечу, потом, может, в Стамбул. Надеюсь, что выпустят из страны. Вещи соберу максимально необходимые, остальное выкину в мусорку. Ключи отдам соседям, хозяйке напишу, что не смогу больше снимать. К черту этот залог. Мне просто – я пацан, у которого ничего нет за спиной, ни ипотеки, ни детей, ни жены, даже девушки нет. Только родители, но мы с ними редко общаемся. Когда закручивают гайки, и у тебя стоит выбор между смертью и жизнью, любой выберет жизнь. Неважно в каких условиях.
Андрей, 26 лет, повар, Санкт-Петербург
Монолог записан 21 сентября
— Я из Курганской области, служил в Мулино неподалеку от Нижнего в 2017-2018 годах. В военнике написано, что я мотострелок, командир отделения, звание – младший сержант. Нас учили работать на БМП-3, БМП-2 (боевые машины пехоты – прим. ред.) – на тех, которые использует российская армия в Украине. В общем, я по их меркам, наверное, ценный кадр.
С 2018 года работаю поваром, последние полтора года – в Питере, в одном из лучших ресторанов города. Точнее, работал до сегодняшнего дня.
Я еще вчера ждал объявления [мобилизации]. Часа в три ночи лег в итоге, очень беспокойные мысли были. То, что они [российские власти] так сделали – сначала поправили Уголовный кодекс, а потом с задержкой сообщили о мобилизации — это очень подло.
Сегодня проснулся, прочитал новости и поехал в ахуе на работу. Только зашел –навстречу шеф: «Нашему бармену пришла повестка, он только что написал заявление на увольнение, сегодня улетит из страны. Ты подпадаешь [под мобилизацию]?». Я говорю: «Да, в самую первую волну». Оказалось, что у нас в первую волну полкухни подпадает, потому что все молодые и все недавно отслужили. В том числе шеф холодного цеха. Мы с ним сегодня поговорили, и он просто за голову схватился: «У меня ипотека, жена, дочка. Не знаю, что делать, может, если только что-нибудь сломать, чтобы отсрочить как-то».
Я приехал на работу, еще не думая об увольнении, но поговорил со всеми и уволился – как минимум для того, чтобы меня военкомат по месту работы не вычислил. Шеф с пониманием отнесся:
«Если у тебя есть возможность, то вали за границу. Хоть куда, но в России не оставайся. Пусть ты будешь считаться дезертиром, все равно все изменится и ты вернешься».
Задним числом мне подписали заявление [на увольнение], выплатили увольнительные. К концу дня уволились 10 человек с кухни – кто в Казахстан собирается лететь, кто в Армению, кто в Черногорию.
Всю смену меня трясло, ничего не ел, не знаю, как отработал вообще. В чате сослуживцев пишут, что им уже повестки приходят – одному парню пришла в родительский дом, повезло, что он сейчас на северах. У нас еще один сослуживец, пацан из Тулы, погиб в марте в Украине – он по контракту служил.
Я в полной растерянности сейчас. У меня еще и заграна нет. Я никогда не был за границей, заявление на загран подал месяц назад, потому что меня позвали в Эстонию работать [поваром] за хорошие деньги. И за месяц мне загран так и не сделали. Да и о какой Эстонии теперь говорить? Наверное, буду пробиваться в Армению сейчас – через Сочи, потому что из Питера билетов нет. Туда можно по российскому паспорту. Буду просить хозяйку [квартиры] вернуть залог сейчас, надеюсь, войдет в моё положение. Не знаю, получится или нет [попасть в Армению] – СМИ нагоняют жути конкретно, мол могут на границе задержать.
Семен, 33 года, маркетолог, Москва
Монолог записан 21 сентября
— Я служил в войсках РХЗБ (войска радиационной, химической и биологической защиты – прим. ред.) с 2012 по 2013 год, сразу после университета. По званию я младший сержант, должность – командир отделения. Нас учили, например, как очищать технику, личный состав от химических, ядерных и прочих поражающих факторов.
У меня и дед, и отец служили. И я всегда думал, что армия – это что-то хорошее, что-то действительно важное. Сейчас есть мнение, что нет смысла служить срочную службу. Я, наоборот, всегда говорил о том, что сейчас армия довольно гуманная, там нормально относятся к людям. И опыт воинской службы у меня, в целом, был положительный. У нас были учения, было много стрелковых тренировок. Я стрелял из самого разного оружия. Мы слушали лекции. Была физическая подготовка. Хотя для протокола могу сказать, что даже с такой подготовкой, столкнись мы в настоящем бою с подразделением, которое имеет боевой опыт, мы бы все погибли. Потому что офицерский состав был заинтересован не в фактическом обучении солдат навыкам, а в том, чтобы на бумаге все было нормально, чтобы отчитаться перед начальством. Например, нас выгоняли на стрельбище, но если мне было непонятно, как лучше целиться, то это приходилось самому постигать, наощупь. Давали приказ стрелять и все. Отстрелял. Ушел. Молодец, выполнил задачу. Такое обучение не воссоздает реальные условия боя. То есть я, в принципе, знаю, как держать автомат, но у меня нет никакой моральной подготовки. Хотя я вроде как сержант.
Мобилизация не стала для меня прямо неожиданностью. Я думал, что это возможно, но старался не вводить себя в тревожное состояние. Хотя буквально пару месяцев назад мне по месту прописки приходила повестка, вроде как, на двухнедельные военные сборы. Я повестку проигнорировал, потому что ее передали не лично в руки, а просто засунули в дверь.
Я не считаю себя человеком пугливым. Но сегодня я первый раз в жизни понял, что стою перед довольно серьезным вопросом, на который нет ответа. Я не знаю, как действовать. И, конечно, я напуган. Все мое человеческое естество мне говорит: «Беги подальше от этой проблемы, это вообще тебе не надо». Я больше не распоряжаюсь своей жизнью, я не в состоянии что-то планировать даже на полгода вперед.
Завтра меня могут просто остановить на улице и забрать. Послезавтра меня может просто не быть уже.
Сейчас передо мной три пути. Один путь — это бегство. Второй — тюрьма. Третий путь — это война. И как бы ни было привлекательно убежать, я себе этого представить не могу. У меня здесь близкие, родные, отец, мать, они уже пенсионеры. Через сколько я смогу к ним вернуться? Мне хочется жить в России, мне не хочется жить в другой стране. А куда я вернусь? Сразу в тюрьму? В тюрьму тоже неохота. Пока что для меня остается вариант, скажем так, всеми силами избегать отправки на фронт. Но если меня поймают, я буду вынужден пойти. Мне не хочется брать в руки оружие, мне не хочется на кого-то его направлять. Хочется жить, хочется семью, хочется будущего. Я пока не женат, у меня нет детей.
Я никогда не был подлецом, дезертиром, трусом. Я служил и присягу давал. Я готов защищать свою страну, если пойму, что пришел враг. Но я не понимаю, за что я сейчас должен умирать.
Ради чего, ради какой цели? Я слышал сегодня прекрасную речь [Владимира Путина], которая изобилует историческими фактами, но я все равно не понял. Все, о чем он говорит, было давно, это уже не имеет значения. У нас другая жизнь.
Олег, 19 лет, продавец, Ижевск
Монолог записан 22 сентября
— Я после школы решил не поступать в институт. Ну, просто не захотел. Работал продавцом в чайно-кофейном магазине. До 21 сентября.
Позавчера я сидел на работе, и брат мне скинул пост о том, что в России, видимо, будет объявлена мобилизация. Я понял, что надо валить. Отработался, позвонил родителям – они живут в Грузии с весны, но это не связано с войной, они туда давно собирались уехать. А я просто не захотел уезжать. Но позавчера я понял, что все серьезно, сказал родителям, что приеду, пришел домой и сразу стал собирать вещи.
Я не в группе риска, потому что я даже не служил. Но я думаю, что на самом деле в группе риска все – они [российские власти] не ограничатся заявленной группой и заявленной цифрой. Мне кажется, могут ввести военное положение. И будет регулярная проверка документов на улице и вручение повесток. Меня военкомат еще до войны искал – бумажные повестки мне не приходили, но по телефону мне звонили, просили, чтобы я пришел. Ну, я не приходил и потом незнакомые номера просто не брал.
Из Ижевска я вылетел в ночь на 21-е, Путин еще не выступил с обращением. Прилетел в Минеральные воды – до туда были самые удобные билеты. Сел в Минводах в маршрутку до Тбилиси. Молодых ребят там почти не было, в основном взрослые люди ехали – как я понял, в отпуск. Все обсуждали новость о мобилизации. Одна женщина позвонила сыну своему уже после речи Путина и сказала, чтобы он срочно собирал вещи и уезжал.
Меня спрашивали [пассажиры]: «Бежишь?». Я им: «Ну да, а что делать?». Они такие: «Ну да, правильно». Ну, кто-то накручивал: «Говорят, что те, кто уедут из страны 21-го сентября, им уголовный срок впаяют, десятка светит».
Но меня даже не столько эти рассказы о тюрьме пугали, и не то, что меня могут на границе развернуть, я боялся, что меня на границе могут задержать и отправить сразу на призывной пункт. Потому что дорога [до границы] очень напряженная была. На подъезде к Владикавказу на обочине стояла куча танков, БТР с Z-символикой, куча военных. Маршрутку, наверное, раза три останавливали: то гаишники, то полицейские, то какие-то люди в камуфляжной форме. Открывали дверь, заглядывали внутрь, списки пассажиров у водителя брали, осматривали салон. И все время спрашивали: «У всех российские паспорта? Или у кого-то украинский паспорт?».
Российскую границу мы прошли быстро. Очередей на тот момент еще не было. Из всех пассажиров меня пограничники дольше всех расспрашивали – но все равно меньше, чем я предполагал. Спросили откуда я, куда еду, с какой целью, учусь ли, где работаю. Я сказал, что еду в гости к родителям на полторы недели. У пограничника, который все это спрашивал, такая едкая улыбка появилась после этого, типа он все понимает: «Ну ладно, проходи тогда».
На грузинской границе была очень большая очередь – она на улице начиналась, продолжалась до здания, где печати ставят, и там тоже народу битком набито было. Были и семьи, и молодые парни, но не так, что одни парни в очереди стояли. Как мне говорили те, кто часто в Грузию ездят, никогда такой очереди не было. Это из-за того, что грузинские пограничники некоторых людей очень долго допрашивали. При мне несколько человек не пропустили – как в очереди сказали, это были чеченцы. Их [чеченцев] вроде как часто не пускают. Когда я подошел к окошку, мне ни слова не сказали. Поздоровались. Поставили печать и пропустили сразу. В общей сложности я прошел границ у часа за два с половиной.
Артур АБРАМОВ, Москва
