Как бывший офицер стал угрозой путинскому режиму, фотографируя могилы погибших россиян
Виталий Вотановский. Фото: из личного архива
Автор телеграм-канала «Титушки в Краснодаре» с почти четырьмя тысячами подписчиков, 51-летний Виталий Вотановский с начала войны России с Украиной публиковал фотографии могил погибших россиян. Как признается Вотановский, на краснодарские кладбища он начал ходить в апреле прошлого года, но тогда, из-за непогоды, свежие могилы не отыскал. Позже активист узнал, что тела российских военных уже захоранивали в этих местах.
Несколько дней назад Вотановский уехал из России. Мы поговорили с ним о том, зачем он публиковал фото, как пришел в активизм, и какая угроза стала последней каплей, чтобы навсегда покинуть родину. Приводим его монолог.
Я родом из Тамбовской области, там же в 1994 году закончил Тамбовское высшее военное авиационное инженерное училище. Всю жизнь занимался эксплуатацией связной военной техники, навигацией и руководил людьми, которые эту технику обслуживали. И всю жизнь учреждения, к которым я имел какое-либо отношение, уничтожались. Все — при Владимире Путине. Так произошло с подшефными моей школе предприятиями, с авиаучилищем в Тамбове, с частью в Оренбургской области, где я прослужил 11 лет и формировал мобилизационный резерв, с Военно-воздушной академией Гагарина в Московской области. Все их закрывали, расформировывали, уничтожали.
После академии Гагарина я переехал в Краснодар и четыре года был начальником связи Краснодарского летного училища. В 2011 году мою должность сократили. Той же директивой, которая лишила меня места, уничтожили и Ейское высшее военное авиационное училище. Я лично ездил туда, перевозил всю технику из Ейска в Краснодар…
В 2012 году уволился в звании полковника. Потому что армейская система насквозь сгнила.
После того, как политик Алексей Навальный основал по всей России штабы, я присоединился к его движению. Хотел, чтобы Россия стала демократическим правовым государством, видел вокруг несправедливость. Долгое время был волонтером в краснодарском отделении штаба, а в 2017 году впервые вышел на митинг. Тогда же меня впервые задержали, но затем отпустили. На этом митинге я стал свидетелем того, как силовики используют против протестующих «грязные» технологии (изначально термин относится к избирательным кампаниям, когда кандидаты очерняют друг друга, а выборы, для победы нужного претендента, фальсифицируются. Здесь имеются в виду методы давления правящего большинства на оппозицию. — Прим. ред.).
В следующий раз вышел на митинг 7 октября, в том же 2017 году. Хотел публично поддержать Алексея Навального (протестующие требовали допустить политика до президентских выборов 2018 года. — Прим. ред.). Краснодарские власти сделали ровно то же самое, что когда-то происходило на Майдане в Украине — использовали провокаторов, «титушек» (так называют подстрекателей и наемников, которым платят за потасовки на массовых протестах. — Прим. ред.). Собственно, поэтому, по аналогии, я так и назвал свой телеграм-канал. Тогда же меня оштрафовали за участие в несогласованной акции.
Я начал расследовать, что на этих протестах происходило. Прямо персонально разбирался. Выяснял, кто участвовал, какие должности занимали и где, кто этих людей прикрывал — все по фото, видео. Результаты отправил в прокуратуру с просьбой разобраться. Конечно, никто этого делать не стал, прислали отписку.
Мой канал никогда анонимным не был. Там я публиковал грязные дела сотрудников полиции и администрации. Моя гражданская позиция всегда работала против меня: на любых митингах и пикетах меня с тех пор всегда вязали первым, несколько раз проводили обыски, задерживали за акцию против пенсионной реформы. 24 февраля исключением не стало — 20 суток я отсидел в отделе в Выселках (станица в Краснодарском крае. — Прим. ред.).
Из моего окружения на фронт никого не забрали, потому что большая часть знакомых — политически активные люди. Сами понимаете, они прекрасно знают, что происходит, и никуда не едут. И хотя у меня остались друзья в армии, я ни с кем из них сейчас не общаюсь — чтобы их не компрометировать и себе проблемы не создавать. Мы ведь военные, ФСБ состряпать дело может в два счета. Большая часть из сослуживцев, как я, уже ушли на пенсию и не воюют.
Сам я не уехал, потому что у меня в Краснодаре квартира, была пенсия, которой я сейчас лишился. Там же до сих пор двое дочерей. Мне было что терять. Окончательно решил уехать после 19 марта, после похорон наемников «Вагнера» в Горячем Ключе, на которые пришли не меньше сотни человек. После этого я давал комментарии зарубежным СМИ.
Все журналисты задавали один и тот же вопрос и удивлялись: «Как вас еще не посадили?». Позже, я проходил мимо отдела полиции, нес алименты ребенку, меня уже открыто спросили: «Со СМИ общался? Да? Значит, жди. Скоро тебе прилетит». И подумал: все, значит, надо валить. К тому моменту мой загранпаспорт был почти готов.
Изначально мой телеграм-канал не предназначался для того, чтобы публиковать фото могил, хотя тогда, в 2017 году, российско-украинская война уже шла.
Почему стал это делать? Причина одна — государство запретило мне говорить, но нужно донести людям масштаб катастрофы, достучаться до их мозгов. Гибнут люди и с той, и с другой стороны — и в этом виноват один человек.
И если мне это понятно, то у других, у родственников погибших, с кем я общался, такого понимания нет. Они не осознают, почему их родные оказались в земле, а кладбища — растут. И я решил просто делать фотографии, показывать, где географически находятся могилы. И все, без комментариев. Поэтому, где-то с июня прошлого года, я стал вести статистику погибших. Все время ходил по острию ножа.
Всех погибших я считаю жертвами пропаганды и нашего плохого образования. Люди без должных знаний не могут строить причинно-следственные связи, из-за чего все началось и почему кого-то из них отправили на фронт. Людей зомбировали 20 лет. Да, они принесли горе украинской стороне, но в то же время являются жертвами нашего политического режима, несменяемости власти, диктатуры, фашизма. Даже родственникам этих людей нужно помочь. Они в любом случае испытывают горе.
Так как я бывший военный, вероятность сесть по делу о шпионаже была большая. Даже когда я проезжал мимо Молькина (хутора под Горячим Ключом, где располагается лагерь для подготовки бойцов «Вагнера». — Прим. ред.) в сторону кладбища неподалеку, где хоронят «вагнеров», старался не притормаживать, чтобы у силовиков не было подозрений. Ехал на полной скорости.
По моим подсчетам, сейчас в Краснодарском крае тысяча четыреста могил российских военнослужащих. Из них больше 600 похоронены в станице Бакинской, недалеко от Молькина, а еще около 100 человек родственники похоронили в своих населенных пунктах.
Сделанные мной фотографии я встречал в других крупных телеграм-каналах, например, «Не жди меня из Украины», «Горюшко», которые ведут базу российских военных, погибших в Украине. В обсуждениях узнавал, что родственники нашли своих по этим фото. Некоторых бойцов находили и у меня. Кто-то писал в «личку» — не могу сказать, сколько человек так ко мне обратились. Хорошо помню первый случай: бабушка искала племянника — а потом пошла просто лавина людей.
В конце февраля–начале марта много людей из разных регионов России писали в «Титушках», что у них кто-то погиб. Писали мне в «личку», что хотят перезахоронить. Я предложил им самоорганизоваться, чтобы они с земляками коллективно перевезли тела на родину. Они попросили создать специальный чат, через неделю я набор участников закрыл.
Когда я создавал эту группу, я не боялся: мне уже 50 лет, ну чего трусливым быть. Это несерьезно и несолидно.
Сказал этим людям: нужно прислать заявление, что я могу представлять их интересы в администрациях Краснодарского края и Горячего Ключа, и документ о родстве. После того, как наберется человек 10, я поеду в администрацию. Сначала документы люди присылали активно, потом — стали тушеваться. Даже с представителями СМИ, которым я просил дать комментарии, пообщались только двое.
Возможно, их кто-то запугал. Возможно, финансовые трудности. Конечно, у меня спрашивали, сколько будут стоить машина, услуги водителя, чтобы съездить из одного города в другой, выкопать гроб и вернуться назад. В последний раз ко мне обращались из Тулы. Представляете, сколько бензина на это уйдет — приехать в Краснодар. Во сколько обойдутся аренда машины, услуги водителя и процедура перезахоронения! У людей таких денег нет.
В теории, родственники погибших должны были заработать деньги на их смерти, а сейчас вынуждены тратиться на эту же войну, точнее, на ее последствия.
Я как-то зашел в чат родственников «вагнеров». Опубликовал фото из своего дела о пикете 24 февраля. Были люди, которые поставили лайки. Были те, кто поставил дизлайки. И однозначно были те самые «сомневающиеся». Вот этих людей и нужно убеждать.
Одна местная Z-патриотка, Марина Репещук (руководительница общественного движения «Транспортная инициатива». — Прим. ред.) утверждала, что я вру и на самом деле выкладываю фото не чтобы родственники нашли, а потому что Украина мне платит. Публично подговаривала людей совершить на меня нападение — это попало на видео. Называла подонком — и это самое малое, что со мной происходило.
Мне угрожали разбить машину. Трижды звонили. Текст всегда был одинаковым, вероятно, говорил какой-то робот: предлагали забронировать место на кладбище на два года. Мол, там 24 часа в сутки будет наблюдение, кладбище находится в центре города… И другие угрозы были каждый день, они в принципе все одинаковые: убить, замочить, посадить.
Оперативник уголовного розыска Виктор Голубев, известный тем, что активно прикладывал руку к делам краснодарских оппозиционеров и подпись которого фигурирует во всех заведенных на меня делах, в комментариях к посту о моем отъезде написал: «Своевременно».
Он же был инициатором дела против Анастасии Панченко, координатора штаба Навального в Краснодаре. Это то дело об ЛГБТ-пропаганде за ролик, в котором целуются два парня, но смешно, что в итоге это оказались две девушки. Голубев даже пол их перепутал. Позже этих девушек вызывали на допрос, спрашивали, зачем они целовались.
И обыск 30 марта 2022 год у меня дома инициировал именно он. Инкриминировали ложный звонок о минировании железнодорожных путей к Крымскому мосту в районе Анапы, но, конечно, никакого звонка я не делал. Силовики нашли наклейки «Нет войне», изъяли жесткие диски, которые продержали у себя больше полугода. Часть из них так и не отдали.
Пока не знаю, чем буду заниматься. Я приехал в Армению с небольшой суммой — денег у меня хватит всего на месяц. Отсюда планирую уехать в Европу: или в Германию, или в Нидерланды. В школе учил немецкий и в 50 лет понимаю, что не смогу выучить английский. Мое образование радиоинженера в Европе, конечно, не так ценится, как в России.
Сформулирую изящно: за рубежом я тот же уроженец Таджикистана, который приехал на заработки в Россию.
Могу работать с паяльником, тестером — базовые знания у меня есть, поэтому буду стараться этим зарабатывать на кусок хлеба.
Когда уехал, работу телеграм-канала напрямую никому не передавал. У нас как было два администратора, так и осталось. Но и когда я был в России, я не все фотографии делал лично. Были люди, человек пять-семь, кто мне помогал по мере возможности. Они и сейчас мне помогают, но также — по мере возможности, без того рвения, какое у меня было. Очень переживаю за младшую дочь. Сейчас она учится в колледже и пока не понимает, зачем получать образование и к чему стоит стремиться.
Когда оперативник Голубев 15 февраля вызвал меня на допрос и показал мне мои публикации со ссылками на нежелательные организации (Bellingcat, Meduza и еще кого-то), я полистал свой канал и понял: ровно год назад публиковал то, что сейчас бы не смог. Вроде законы те же самые, что и год назад, но я тогда я в мыслях своих был в разы свободнее, чем сейчас.
И в России мышление у всех так перестроилось. Люди понимают: за любой чих-пых тебе просто дадут по шапке и загремишь за решетку.
Маргарита ШЕХОВЦОВА