Вы читаете текстовую версию Разбора
Есть у меня такое guilty pleasure – листать новости из сытых нулевых и десятых. Только посмотрите на эти заголовки. Прям аж слеза навернулась.
А помните еще такое было? Россия и Евросоюз всё стремились к безвизовому режиму, а Путин – на тот момент премьер-министр – называл отмену визу только началом интеграции с ЕС! Между Россией и Западом перемещались миллионы людей. Были даже такие экстравагантные виды сообщения как поезда Москва – Берлин, Москва – Ницца и Москва – Париж.
И как это контрастирует с тем, что мы имеем сейчас. С 2022 года ЕС приостановил действие упрощённого визового режима с Россией, а некоторые страны – например, Латвия, Литва, Эстония, Финляндия, Польша, Чехия – сделали процедуру въезда для россиян по факту запретительной, так что пробиться сюда смогут только самые мотивированные.
Конечно, в контексте всего, что происходит в Украине и на приграничных российских территориях, ограничения для путешествующих россиян кажутся мелкими неудобствами. Но если задуматься о том, как это вообще характеризует текущие отношения между Европой и Россией – то мы снова откатились ко временам Первой мировой войны. Ведь именно тогда и появились привычные нам визы – из-за взаимной подозрительности воюющих государств, их страхов по поводу диверсантов и беженцев.
Сегодня мы подробнее разберем, как в нашей стране менялись правила на выезд и въезд. А также почему по визовым требованиям часто можно судить о степени деспотичности государственного режима. И у кого Путин подсмотрел столь пугающий многих запрет на выезд для призывников.
Вообще, в том или ином виде, пропуска и пограничные документы у разных народов существовали с древности. Чаще всего в них нуждались купцы и паломники. Но с изобретением книгопечатания в середине XV века появились и первые паспорта – прежде всего, в германских землях. А визировать их, то есть ставить специальные отметки для проезда через портовые города, начали примерно через полтора столетия, во Франции. Так что к началу XVIII века почти у всех европейских стран была своя паспортно-визовая система. Примерно тогда же, как тогда говорили, «пашпарта» и «проезжие письма» стали обязательными и в России: при Петре I их сделали обязательными – как для перемещения между российскими губерниями, так и для выезда за границу. Знаете, для чего это было сделано? Чтобы сократить дезертирство из действующей армии – напомню, Россия тогда вела затяжную Северную войну против Швеции – а также минимизировать бегство крестьян с принудительных работ .
Ну то есть спустя века – всё те же грабли.
Впрочем, на протяжении XVIII века (по крайней мере для дворянского сословия) процедура выезда из России всё-таки оставалась простой: требовалось лишь получить «пашпорт» в Коллегии иностранных дел – так раньше назывался МИД. А въездную визу иностранного государства ставили в паспорт прямо на границе. И только начиная с Павла I наши правители задумались о том, что ездить за границу – это не очень скрепно. Вся Европа тогда была под впечатлением от Великой французской революции, и, опасаясь антимонархических настроений, Павел запретил молодым дворянам обучаться за рубежом. Запрет поддержал его сын Николай I: он хотел, чтобы молодежь до 18 лет получала образование в русском духе. Но и взрослому населению нельзя было дать свободный выбор.
И вот Николай I на протяжении 30 лет своего правления ужесточал даже собственные запреты. Сначала установил предельный срок пребывания за границей в 5 лет, а затем и вовсе урезал его до 2 для дворян и до одного года для остальных сословий. Невозвращение при этом считалось преступлением. Стоимость паспорта при нем стала запредельной, просто-таки запретительной. Каждые полгода нужно было вносить по 250 рублей за его использование, причем за каждого члена семьи, вписанного в паспорт. А годовое жалованье среднего госслужащего тогда составляло всего 300 рублей в год! То есть, особо не покатаешься по Европам. Но даже те, кто всё-таки прорвался через эти барьеры, попадали на финального босса – местного губернатора или даже самого царя, без одобрения которых паспорт не выдавался.
Например, «наше всё», Александр Сергеевич Пушкин, числился у властей неблагонадежным, так как имел связи с участниками «восстания декабристов». И чтобы отправиться на лечение в одну из столиц либо за границу, он вынужден был просить позволения лично у царя. На что, судя по письмам Пушкина близкому другу, поэту Петру Вяземскому, он раз за разом получал отказы. Когда же Пушкин пренебрег запретом и, не известив императора, отправился в турецкий Арзрум, ныне Эрзерум, – повидать брата, находившегося на русско-турецкой войне – это вызвало настоящий гнев императора. Николай I даже высказал начальнику Третьего отделения Бенкендорфу, не уследившему за Пушкиным: «Он забыл, что обязан предупреждать меня обо всём, что он делает, по крайней мере, касательно своих путешествий». Как говорится, а что вы знаете о микро-менеджменте?
Николай терроризировал не только своих поданных, но и иностранцев. Хотя формально для въезда им требовалось только завизировать свои паспорта в одном из заграничных российских посольств. Но на деле наши дипломаты сначала наводили о них справки на месте и отправляли эти донесения на родину, а там уже решение о въезде принималось на самом высоком уровне. Например, в 1834 году Николай I лично приказал не пускать в Россию двух французов, неких Барро и Марешаля, потому что они разделяли идеи философа-социалиста Анри Сен-Симона. У тех же, кого всё-таки пускали в Россию, бесцеремонно досматривали вещи, могли конфисковать книги – для проверки цензорами, – а также отбирали паспорта и взамен выдавали временную карточку – «путевой вид». Чтобы получить паспорт назад, нужно было получать своеобразные выездные визы – подписи целого ряда городских и таможенных чиновников. Ну а сейчас смотрят ваши подписки в Телеге. Как говорится, века идут, практики не меняются.
Только при сыне Николая, Александре II Освободителе, стоимость паспортов снизилась до 5 рублей. И с конца 1850-х годов русские дворяне наводнили Европу – например, там обосновался писатель Иван Тургенев. Да и сами европейские государства в какой-то момент вообще отменили паспорта и визы – проверки на границах создавали слишком большие очереди и задерживали железнодорожные составы. Ну и в целом: если ты прошел все бюрократические препоны для выезда из царской России, то для европейских стран ты уже достаточно благонадежен. Однако, несмотря на всю либерализацию, в империи сохранялся запрет на выезд мужчин до 20 лет – уже не для пресечения вольнодумства, а чтобы удерживать военнообязанных.
Кстати, даже при следующем правителе – консерваторе Александре III, который ужесточил полицейский контроль внутри страны – выезд за границу не усложнился. Но современники не заблуждались насчет его гуманизма: по всей видимости, император рассчитывал на добровольный отъезд всех радикалов и революционеров, чтобы те больше не раскачивали лодку внутри России. И опять же нам это знакомо по 2022 году, когда Кремль не закрыл границу и дал выехать сотням тысяч оппозиционно настроенных россиян. В такие моменты мне реально кажется, что Путин спит в обнимку с учебником истории.
Точно так же эмиграция из России поощрялась и в первые годы после Октябрьской революции 1917 года: чтобы выдавить всех, кто не приветствовал новую советскую власть. Правда, запрещалось вывозить с собой деньги и ценности на сумму выше 500 рублей. Тут получилось смешно: поначалу это был эквивалент месячной зарплаты члена правительства, но из-за инфляции он быстро обесценился до стоимости нескольких килограммов муки. Кстати, и вернуться в Россию у эмигрантов вряд ли получилось бы – для этого впервые ввели въездные визы. Например, в 1930 году они понадобились даже Лиле и Осипу Брикам, которых исследователи считают негласными агентами ОГПУ. Они подавались на визу, чтобы вернуться из поездки в Великобританию и въехать обратно в СССР на похороны поэта Владимира Маяковского. Кстати, по одной из версий, Маяковский покончил с собой в том числе потому, что ему отказали в выездной визе из Союза и разлучили с возлюбленной Татьяной Яковлевой, проживавшей в Париже. Это случилось уже в тот период, когда советское правительство практически закрыло выезд, кроме разве что для официальных делегаций и командированных специалистов.
Тем не менее, по современным оценкам профильного портала по демографии Demoscope, в той волне эмиграции страну покинули до 3 млн человек. Но дальше у русских эмигрантов начинались проблемы уже с пребыванием за границей: если помните, в ходе Первой мировой войны европейские страны, стали требовать с въезжающих паспорта и визы. А с 1924 года и США ограничили возможности въезда для выходцев из Восточной Европы. Так вот, решением для наших соотечественников стал «нансеновский паспорт» – это такое удостоверение личности от Лиги наций (организации-предшественницы ООН). Документ позволял беженцам легально находиться, а также перемещаться между десятками стран – если те тоже признавали такой паспорт. Свое название он получил по имени норвежского полярного исследователя и тогдашнего комиссара Лиги наций по делам беженцев Фритьофа Нансена. А сам паспорт получили около 450 тысяч человек. В том числет и цвет русской культуры: Иван Бунин, Сергей Рахманинов, Анна Павлова, Илья Репин и другие.
Удивительно, но ранний СССР одновременно закрывал границы для собственных граждан и при этом создавал инфраструктуру для приема иностранцев. Так, в рамках НЭПа – новой экономической политики, которая на время разрешила в стране частное предпринимательство – упрощенным въездом пользовались инвесторы и управляющие предприятий, открывающихся в России с участием иностранного капитала. Кроме того, Всесоюзное общество культурной связи с заграницей, а с 1929 года и знаменитый «Интурист», организовывали визиты в СССР для – как бы мы сейчас сказали – мировых инфлюенсеров. Например, для писателей Герберта Уэллса, Теодора Драйзера, Ромена Роллана, а также для членов профсоюзов и спортсменов. Гостям нужно было только получить визу в одном из советских консульств – а дальше вся программа была составлена за них. Конечно, это была форма идеологической обработки, потому как на выходе у них должно было сложиться строго определенное впечатление об СССР.
Существовал и чисто коммерческий туризм по типу «всё включено» от «Интуриста», куда уже входила въездная виза (но не туалетная бумага – ее в СССР просто не было – и иностранцы часто на это жаловались). Еще и количество доступных направлений на протяжении 1930-х годов сократилось до Москвы, Ленинграда и Киева – ведь иностранцы не должны были увидеть систему ГУЛАГа, уральские военные объекты и много чего еще. Со всеми этими ограничениями всего к 1941 году страну посетили лишь порядка 130 тысяч туристов. Для сравнения: даже самую закрытую по нынешним временам страну, крошечную Северную Корею в одном только 2019 году посетили 350 тысяч туристов.
А с началом Великой Отечественной войны и вплоть до оттепели 1950-х, наступившей после смерти Сталина, наша страна вовсе окуклилась: советским гражданам фактически закрыли выезд, а «Интурист» принимал разве что официальные делегации из дружественных стран. Впрочем, Союз все же смогли посетить американский писатель Джон Стейнбек и легендарный фотограф Роберт Капа в 1947 году. В написанном ими «Русском Дневнике» Стейнбек описывает атмосферу закрытости советского общества перед иностранцами и скучающих в столице западных дипломатов.
Только в 1955 году для посещения открылись так называемые страны «народной демократии» – Болгария, Венгрия, Польша, ГДР, а также, например, капиталистическая Швеция. Однако все турпоездки были групповыми – в сопровождении гидов, приставленных КГБ. И просто купить билеты с путевкой было нельзя: их обычно распределяли через профсоюзы, а дальше советскому гражданину предстояло пройти множество проверок: получить характеристику с места работы; заполнить анкету, которую под лупой будет изучать КГБ – нет ли там у кандидата родственников за границей, не был ли он на оккупированных территориях во время войны, не числится ли за ним «аморалки». А таковой могли счесть даже развод.
Были и неявные фильтры: например, бывший работник советского туризма Андрей Калинин в своем интервью приводил случай, когда мужчине отказали в выезде по причине косоглазия – ведь советский гражданин во всём должен был производить положительное впечатление. Так как финальное решение принималось районным или городским комитетом партии, то кандидат должен был продемонстрировать еще и знание материалов съездов родной КПСС, а также партии той страны, куда он направляется. Только после прохождения всех этих этапов счастливчики получали на руки загранпаспорт с выездной визой – а внутренний паспорт на время поездки нужно было сдать.
С середины 1960-х добавилось еще одно направление выезда – репатриация этнических евреев по визам, выданным Израилем. Тогда советское правительство установило квоты на выезд и не предвидело массового исхода: всё началось с 1,5 тысяч человек в год. Но тяга людей к свободе была столь велика, что квоты пришлось увеличивать, и всего за 1970-80е годы из СССР выехало более 300 тысяч евреев.
В народе тогда даже ходил такой анекдот. Брежнев вызывает премьера Косыгина:
– Скажите, Алексей Николаевич, сколько у нас всего евреев?
– Миллиона три-четыре.
– А многие ли хотят уехать?
– Миллионов десять-пятнадцать.
Советские функционеры попытались остановить отток, притом, не столько визовыми, сколько экономическими методами: например, от выезжающих требовали возместить стоимость их обучения в вузах. Дороже всего чиновники оценили МГУ – в неподъемные 12 тысяч советских рублей (это средняя зарплата советского гражданина за 8 лет!). Но ради заветного права на отъезд более 900 евреев всё-таки заплатили эти «отступные» своей бывшей родине: на астрономическую сумму около 4,5 млн советских рублей.
Очень надеюсь, что до этого места в учебнике Путин пока не добрался.
О том, что такое выездная виза, наши граждане смогли забыть только в 1991 году – СССР тогда еще существовал, но это требование было снято в законе о порядке въезда и выезда. Хотя как формальность, норма о выездных визах была интегрирована и в законодательство Российской Федерации в 1993 году. Разумеется, что тогда, что сейчас власть могла отказать в выезде по другим основаниям. Например, из-за доступа к гостайне, открытого уголовного производства, если были долги по налогам или алиментам. Но тенденция к взаимной открытости России и мира с тех пор и вплоть до 2022 года была однозначной. Если в 2006 году россияне могли посетить без виз всего 35 стран мира, то к 22 году – уже 118. А оформление шенгена было упрощенным. И хотя даже в 2025 году для россиян количественно всё еще доступны более 100 стран, невозможно не замечать – качественно мы теперь живем как на другой планете.
Пока Путин хвалится безвизом в Китай для групповых туров, целые категории граждан (призывники, мобилизованные, контрактники) снова поражены в правах, как при рекрутской повинности в XVIII веке – только с поправкой на современные технологии. Им запрещено выезжать за рубеж, а их загранники на период службы подлежат обязательной сдаче в МФЦ или МВД – иначе они становятся недействительными. Также никто из россиян не застрахован от проверки телефона при пересечении границы, как будто мы снова имеем дело с николаевскими цензорами.
Представители погранслужбы ФСБ ищут донаты украинским организациям, антивоенные комментарии или подозрительные приложения – всё это может стать основанием для уголовного преследования.
К счастью, донат, отправленный нашему каналу, не повредит вам, даже если вы находитесь в России и намереваетесь пересекать границу. Как и подписка на нас, здесь или в телеграме. Это все пока не запрещено российским законом, и я призываю вас пользоваться этой возможностью менять будущее, помогая нам распространять знание о настоящем и прошлом. Помогая нам и самим себе ощущать, что вместе мы – не одиноки.
Про важность этого чувства вам могут много рассказать те, кого российские власти брали в заложники. Например, мой товарищ и коллега, гражданин США Эван Гершкович. Его, как и других американцев задержали в России по сфабрикованныму обвинению и держали в тюрьме и в качестве «обменного фонда» – чтобы потом получить в обмен российских шпионов и опасных преступников, арестованных в других странах.
При этом формально никаких препятствий для пребывания иностранцев в России нет. На данный момент, к счастью, и Эвана, и других схваченных американских граждан уже обменяли, но Кремлю ничего не стоит прихватить еще кого-то.
Но закончить я хочу все же другой мыслью. Какие бы наш режим ни расставлял ловушки для въезда и выезда обычных людей, какие бы ни придумывал ухищрения, чтобы отгородить россиян от остального мира – попытки эти обречены. Современная жизнь сильнее всего этого. Пропагандисты выли, что те, кто уезжают из России, с корнем вырывают себя, теряют всякую связь с родиной. Но это не так. Я по себе могу сказать, что вовсе не чувствую себя отораванным от России. Даже наоборот – именно сейчас я со многими своими друзьями и близкими даже больше общаюсь, чем когда жил в Москве. И с родителями мы, конечно, видимся, чтобы там ни рассказывал Соловьев. И друзья к нам приезжают, потому что – пропагандисту на заметку! – многие европейские страны по-прежнему выдают визы россиянам. Жизнь, как вода – она всегда найдет дырочку.
И продолжение точно следует.
