Как то, что развалило советскую империю, разваливает сейчас и путинскую
Вы читаете текстовую версию видео Разбора
Вы, конечно, слышали о катастрофе на Чернобыльской атомной электростанции в 1986-м. А вы знали, что за 11 лет до этой трагедии, в Советском союзе произошла другая серьёзная авария на атомной электростанции – Ленинградской? Причём там был установлен ядерный реактор точно такой же модели, как в Чернобыле. В результате случился значительный выброс радиации, а жители соседнего города подверглись облучению. И что, вы думаете, после этого произошло? Случившееся засекретили. Звучит знакомо, правда?
Государство, которое запрещает себя критиковать, обречено на погибель. Эту простую истину почему-то никак не усвоят Владимир Путин со своими подчинёнными. И это удивительно. Ведь во многом именно по этой причине развалилась самая большая страна в мире – СССР. Причём, произошло это не так и давно, буквально на глазах нынешних обитателей Кремля. Почему же мы упорно не хотим учить этот урок по-хорошему и вновь напрашиваемся на вариант по-плохому?
Сегодня я расскажу вам о том, как отказ смотреть правде в глаза и неумение признавать собственные ошибки неминуемо приводит к катастрофе. Расскажу об этом на примере Советского Союза и Чернобыльской АЭС. Ведь как ни странно, но именно Чернобыль – это то, что стоит помнить сегодня каждому россиянину.
После аварии в Ленинградской области дирекция атомной электростанции и высшие чиновники СССР сделали всё, чтобы засекретить происшествие. Правительственная комиссия при проверке списала поломку на дефекты в конструкции реактора, закрыв грифом «совершенно секретно» все документы об аварии. Всем, кто работал на её ликвидации, было приказано молчать.
Страшная правда заключалась в том, что причиной аварии были вовсе не заводские дефекты. На Ленинградской АЭС стоял ядерный реактор модели РБМК-1000, что расшифровывается как «реактор большой мощности канальный». Его разработал в 60-х годах конструкторский институт энерготехники Министерства среднего машиностроения под научным руководством Института ядерной энергетики имени Курчатова.
И спроектирован этот реактор был изначально очень плохо. Так получилось, потому что его конструкторы и заказчики хотели выжать из него максимум при минимальных затратах. Как сказал Брежнев, экономика должна быть экономной. И именно в целях экономии на корпусе реактора не было защиты из сверхпрочного сплава, как это обычно делается во всём мире. Кроме того, стержни, регулирующие реакцию расщепления урана, слишком медленно вводились в зону реакции – за 18 секунд вместо трёх необходимых. К тому же они были почти вдвое короче той длины, которая гарантировала бы безопасное течение реакции. При строительстве станции экономили также на бетоне, на два метра уменьшив высоту подреакторного помещения, в результате чего длина стержней тоже уменьшилась – с семи до четырёх метров.
Конструкторы отлично знали о недостатках реактора задолго до катастрофы. Многие советские учёные писали о них – но никто из них так и не был услышан.
Но это еще не все. В апреле 1986 года в стране работало много этих опасных реакторов на пяти станциях, включая Чернобыльскую… Увы, никаких уроков страна не извлекла, и реактор РБМК-1000 буквально стал атомной бомбой замедленного действия. Но даже такая бомба могла бы долгие годы тихо лежать – если бы не нашлись те, кто нажал на детонатор.
Пресловутый человеческий фактор сыграл не менее важную роль, чем технические недостатки реактора. Ещё в начале 1970-х годов, когда стройка Чернобыльской АЭС только планировалась, украинские гэбисты в отчётах отмечали отсутствие у Минэнерго Украины опыта эксплуатации подобных сооружений и низкую квалификацию кадров. За 10 лет до катастрофы даже киевское Управление КГБ уведомило Минэнерго о «систематических нарушениях технологии проведения строительно-монтажных работ на отдельных участках строительства станции» – но министерство отделывалось дежурными проверками, которые на ход стройки кардинально никак не влияли. Потому что всё шло по плану, а план, как мы помним, в системе нарушать нельзя.
Вы можете себе представить, что с 1983-го по 1985 год на Чернобыльской АЭС произошло пять локальных аварий и 63 отказа основного оборудования. Сотрудники станции неоднократно предупреждали о возможных последствиях, но получали за свою бдительность взыскания за «паникёрство и дезинформацию». Последнее донесение о недопустимо низком качестве перекрытий 5-го энергоблока было составлено ровно за два месяца до аварии. А за месяц до аварии, в газете «Лiтературна Україна» вышла статья журналистки Любови Ковалевской «Не частное дело», в которой та сообщала о поставках на ЧАЭС бракованных стройматериалов и тотальной круговой поруке. Никаких последствий у этой публикации не было.
Но почему? Что это было: глупость, халатность или безразличие?
У вас бывало такое, что вам снится страшный сон, вы пытаетесь закричать, но не можете, и просто наблюдаете за тем, как разворачивается кошмар, в ужасе и бессилии? И ровно такое же ощущение производит на меня эта история! Давайте разберемся, почему многочисленные чиновники, руководители, да и вся страна никак словно во сне не могли проснуться и закричать, чтобы остановить этот кошмар.
Советский союз, апрель 1986 года. Авария в Чернобыле еще не произошла, но обратный отсчет до страшных событий уже начался. Всего год как у власти находится новый, молодой по меркам кремлёвских старцев генсек Михаил Сергеевич Горбачёв. Он рассуждает о необходимости реформ в экономике и других сферах. И радикальные перемены СССР действительно очень нужны. В стране по инерции продолжаются умеренные репрессии, инакомыслящих принудительно отправляют на лечение в психиатрические больницы, вызывают на допросы, проводят у них дома обыски. Во внешней политике всё неоднозначно – с одной стороны, холодная война с Западом ещё в разгаре, продолжается изнурительная гонка вооружений, а США и СССР то и дело высылают дипломатов друг друга. С другой стороны, намечается разрядка, и советское правительство даже опубликовало заявление о планах ядерного разоружения к 2000 году. Параллельно страна вот уже седьмой год ведёт кровавую войну в Афганистане, цели которой для подавляющей части населения полная загадкой. На родину бесконечной вереницей возвращаются цинковые гробы, правительство отменяет отсрочку для призыва в армию студентов, страна погружается в вязкую, мерзотную атмосферу, которую хорошо передал Балабанов в своём натуралистическом хорроре «Груз 200». Намечаются серьёзные волнения в Казахстане и других национальных республиках. Активно идёт антиалкогольная кампания, одна из первых крупных инициатив Горбачева. На юге страны развернулась операция «Лесополоса» – ловят таинственного маньяка, наводящего страх на весь Союз. Ни одна, ни другая кампании, впрочем, не имеют большого успеха – и всё это постепенно подтачивает доверие народа к власти. В головах у людей зреют вопросы: а они там наверху вообще понимают, что они делают? Знают, что происходит в стране? Я напомню, что рассказываю не про 2023, а про 1986 год.
Несмотря на наметившиеся реформы, даже накануне Перестройки, СССР остаётся государством, где «всё идет по плану», то есть все процессы подчинены плановой экономике, и каждый человек на своем посту оценивается по параметру: сумел он обеспечить выполнение плана в срок или нет. Не успел – ну значит, неэффективен, и никакие объяснения не принимаются.
Кроме того, Советский союз – это страна, где каждый чих зарегламентирван. То есть всё, что противоречит официальной позиции и ставит под сомнение имидж СССР как величайшей мировой державы – запрещено. Всё, что связано с крупнейшими промышленными и инфраструктурными объектами – государственная тайна. Инициатива снизу не приветствуется. Горизонтальная коммуникация между предприятиями сведена до минимума. Система косна, неповоротлива, медлительна. Она не хочет меняться. Ей не очевидна необходимость таких изменений.
И вот наступило 25 апреля 1986 года. На этот день на 4-м энергоблоке ЧАЭС была запланирована очередная профилактика, на время которой реактор надо было остановить. Параллельно с этим, руководство станции – директор Виктор Брюханов, главный инженер Николай Фомин и зам главного инженера Анатолий Дятлов – планировали провести эксперимент с турбиной генератора, вследствие которого в теории можно было бы повысить эффективность работы станции. До этого подобный эксперимент уже пытались провести три раза, и каждый раз он оканчивался неудачей. Но руководители станции шли строго по плану, на кону у каждого стояло повышение по службе. Поэтому эксперимент было решено проводить во что бы то ни стало.
Для этого требовалось снизить мощность реактора в 3–5 раз. За сутки до аварии тепловую мощность снизили на 50 %, отключив к 14 часам систему аварийного охлаждения. После этого на станцию позвонили из Киевэнерго и запретили дальше понижать мощность, так как это повлияло бы на работу энергосетей в регионе. Запрет был снят ночью, около 23 часов. До этого времени реактор работал с половинной загрузкой, из-за чего в нем не запланировано начал накапливаться ксенон, понижающий реактивность, и к полуночи реактор был уже «отравлен» этим изотопом. И тут сотрудники, получившие отмашку сверху, начали дальше снижать мощность реактора до требуемых экспериментом показателей. Но из-за ксенона вышло так, что они практически полностью его заглушили. Операторы Акимов и Топтунов заявили, что продолжать эксперимент при такой малой мощности опасно, и по регламенту надо заглушить реактор полностью, подождать сутки, после чего начать вновь медленно повышать мощность. Но Дятлов, жесткий волевой начальник, наорал на них, приказал продолжать и повышать немедленно. Операторы начали понемногу разгонять реактор, выводя стержни, и довели мощность до 200 мегаватт и начали проводить эксперимент, проигнорировав, вопреки регламенту, сигналы аварийных датчиков. В это время в реакторе начали происходить необратимые процессы, справиться с которыми персонал уже не мог. За минуту до взрыва от датчиков поступил сигнал: надо срочно глушить реактор! Начальник смены Акимов нажал на аварийную кнопку, но было уже поздно.
Буквально за четыре секунды реакция стала неуправляемой.
Мощность реактора превысила номинальную в 100 раз, давление в нём многократно возросло, ТВЭЛы – тепловыделяющие элементы, содержащие ядерное топливо – раскалились и разлетелись вдребезги. Разрушились трубопроводы, и вода хлынула на графит внутри конструкции. Образовались «гремучие» газы, и раздался первый взрыв. Тысячетонная металлическая крышка реактора подскочила, как на кипящем чайнике, и повернулась вокруг оси, срезая трубопроводы. В активную зону устремился воздух. Образовавшаяся смесь кислорода, окиси углерода и водорода сдетонировала и повторным взрывом разрушила реактор, пробив крышу энергоблока, выбросив наружу осколки графита, разрушенных ТВЭЛов, частицы ядерного топлива и обломки оборудования. Раскалённые газы поднялись в высоту на несколько километров в виде облака.
Так и началась постъядерная эпоха и многомесячная эпопея по ликвидации последствий аварии.
Вскоре к месту прибыли пожарные. Им удалось предотвратить распространение возгорания, но большинство из них получили сильнейшую дозу облучения. Первые сутки никто, включая руководство станции, не осознавал масштабов трагедии. Никаких предупреждений населению об опасности в первые двое суток сделано не было. В Киеве и других городах проводились праздничные шествия и гуляния, посвящённые Первомаю. Ничего не подозревающие люди выходили на улицы – прямо под радиоактивные осадки.
Но замалчивать трагедию было невозможно – особенно когда 27 апреля, ветер разнес радиоактивное облако по всей Европе, и повышенный фон начали регистрировать в Европе, например, в Германии и особенно Швеции, которой досталось больше других. В этот же день началась эвакуация ближайшего к станции города Припять. В новостях, впрочем, скупая информация об аварии появилась лишь 28 апреля – на третий день. Тогда же началась полномасштабная работа по устранению последствий.
В Москве срочно была собрана правительственная комиссия во главе с зампредом Совета министров СССР Борисом Щербиной. Главным научным руководителем операции стал академик Курчатовского института Валерий Легасов. Он лично отправился к реактору на бронетранспортере с датчиками для определения текущего состояния реакции, и предложил тушить не унимавшийся пожар специальной смесью из бора, песка, свинца и доломитов. В итоге с 27 апреля по 6 мая – да, все это время пожар в 4-м энергоблоке продолжался – на реактор удалось сбросить почти 5 тысяч тонн этой смеси с вертолетов. Все вертолетчики также сильно пострадали от облучения.
Всего по официальным данным облучению подверглись около 8,5 миллионов жителей Беларуси, Украины и России. Вскоре после трагедии вокруг Чернобыля начали создавать 30-километровую зону отчуждения, в которую прибывали ученые, военные, шахтеры, врачи и другие специалисты. Всех их впоследствии станут называть «ликвидаторами». В общей сложности в устранении последствий аварии принимали участие 600 тысяч человек, все они получили высокие дозы радиации. В первые месяцы после трагедии скончалось до 50 человек, непосредственно занимавшихся ликвидацией последствий.
В сберкассах по всей стране был открыт особый «счёт 904», на который люди отправляли пожертвования для пострадавших, собрав более 520 миллионов советских рублей. Одной из самых активных чернобыльских волонтерок стала Алла Пугачёва. Она провела благотворительный концерт в «Олимпийском» и выступила перед ликвидаторами в самом Чернобыле.
А ликвидаторы действительно были людьми героическими. Им пришлось решать огромное количество задач. Нужно было не допустить новые взрывы на станции, предотвратить расплавление активной зоны под реактором и попадание радиоактивных веществ в грунтовые воды, а также построить над реактором бетонный саркофаг и многое другое. Параллельно военные занимались эвакуацией населения и уничтожением зараженных животных по всей округе. Невероятный героизм и самоотверженность проявили и советские врачи, которые делали все возможное, чтобы снизить вред для здоровья ликвидаторов от радиации. Вся история ликвидаторов – пример безграничного мужества и самопожертвования. Чего стоит один только подвиг трех водолазов-добровольцев Алексея Ананенко, Валерия Беспалова и Бориса Баранова, спустившихся в кромешной тьме в радиоактивные недра станции, чтобы осушить бассейн под реактором и предотвратить тем самым новый взрыв.
Когда угроза очередных детонаций окончательно миновала, была создана международная комиссия по выяснению причин аварии. Руководство ЧАЭС предстало перед судом. Брюханов, Фомин и Дятлов получили по 10 лет колонии, откуда впрочем довольно скоро вышли по УДО и состоянию здоровья.
Академик Легасов представил на конференции Международного агентства по атомной энергии в Вене 5-часовой доклад о причинах аварии. Несмотря на проявленный героизм, его заслуги так и не были отмечены на родине. Наоборот, родина считала, что он «опозорил» страну своими разоблачениями дефектов реактора и ошибок операторов. Еще два года после аварии Легасов выступал с предложениями по борьбе с застоем в советской науке и вопросам безопасности на АЭС, но его никто не слушал. В итоге ровно через два года после аварии 27 апреля 1988 года он покончил с собой, оставив перед смертью пять магнитофонных кассет со своими мыслями, которые стали подпольно распространяться в научной среде, как вирус, разнося правду об аварии.
Катастрофа в Чернобыле стала серьезным ударом по мировой атомной энергетике. До 2000-х годов строительство АЭС по всей Европе и Америке было свернуто, в разных республиках СССР было заморожено проектирование и строительство десятков новых энергоблоков. Все конструктивные недостатки реакторов РБМК были признаны и впоследствии устранены.
Но главное – Чернобыльская авария стала началом отсчета последних дней Советского Союза. Как РБМК-1000, СССР сам по себе был таким изначально неправильно сконструированным реактором, на недостатки которого все просто предпочли закрыть глаза – авось пронесет. СССР был бомбой замедленного действия, которой предстояло в один момент взорваться. А запущенные Горбачевым реформы запустили неуправляемую реакцию распада. Произошел взрыв, расколовший гигантскую страну на множество осколков.
Чернобыльская катастрофа вскрыла не только ошибки операторов и просчеты конструкторов – она показала неэффективность и опасность умалчивания правды. Она показала, какой на самом деле хрупкой может быть стабильность, выстроенная на раздувании щек при запрете на критическое высказывание. Ведь именно эта трагедия вновь научила людей говорить вслух: была объявлена гласность, ликвидирована цензура, были приняты законы, запрещающие сокрытие информации о природных и техногенных авариях.
Но печальных уроков Чернобыля стране хватило лишь на 30 с небольшим лет. Нынешнее возвращение цензуры, новые указы о запрете разглашать потери во всевозможных спецоперациях, суровые тюремные сроки за раскрытие «государственной тайны» – всё это прямо говорит нам о том, что не за горами новый Чернобыль, который угрожает теперь уже нынешней России. Сможем ли мы на этот раз проснуться и закричать, остановить этот кошмар?
Продолжение следует…