О политзаключённых в мире и нашей стране и о наказаниях за инакомыслие в Российской империи, СССР и путинской России
Автор видеоверсии – Фёдор Бомов
Вы читаете текстовую версию видео Разбора
Помните судьбу Сократа? Древнегреческого философ был осуждён афинским судом и приговорён к смерти через отравление ядом цикуты. Многочисленные ученики уговаривали его бежать, оставить страну – но Сократ не послушал их, он сознательно выбрал арест, суд и смерть. А помните, как было сформулировано обвинение, предъявленное Сократу? Его судили за то, что он критиковал афинское общество и его правителей, и тем самым, якобы, «отравлял» умы греческой молодёжи.
А вот, взгляните, это французская военная предводительница XV века Жанна д’Арк. Её судили церковным судом и приговорили к сожжению – по обвинению в ереси, ношении мужской одежды и нежелании согласовывать свои действия с церковью.
Да давайте заглянем ещё глубже в историю: Иисус Христос – за что его казнили? За то, что провозгласил себя сыном божьим и на этом основании – царём иудейским. Но у Иудеи уже был царь, его звали Ирод, и Иисус в этом качестве совсем не был нужен.
Всё кончилось, как мы помним, распятием Христа на горе Голгофа.
Что объединяет все эти исторические персонажи? Каждый из них был осуждён и убит за свои убеждения, которые противоречили позиции власти. Каждого из них сегодня правозащитники признали бы политическим заключенным.
Но кто такие нынешние политические заключенные? И почему некоторые государства – и наше в том числе – за выражение собственной позиции до сих пор карает строже, чем за убийство?
Для начала давайте определимся с тем, кого сегодня принято считать политзаключенным. Формально никаких политзаключенных ни в России, ни в мире не существует аж с 1945 года. Именно тогда, при создании ООН, была принята Всеобщая декларация прав человека, которая напрямую запрещает преследование человека за политические убеждения, расу, цвет кожи или религию. С тех пор такие фантазии региональных правоприменителей противоречат международному праву. Но как же так? – спросите вы, – а как же Андрей Сахаров, Нельсон Мандела и Мартин Лютер Кинг? Как же Алексей Навальный, в конце концов?
Сажать за убеждения нельзя – но ведь эти люди даже после принятия декларации прав человека сидели, а в случае с Россией – и до сих пор сидят?
Всё так: не имея возможности законно сажать за убеждения, с тех пор власти преследуют своих политических оппонентов по совершенно разным уголовным статьям. Человека могут обвинить в мошенничестве, хулиганстве, экстремизме или даже в нарушении санитарных норм. И этот человек будет отбывать срок как обычный преступник, осуждённый в рамках уголовного кодекса. Однако если весь мир знает, что человека посадили из-за его активной политической позиции, которая идёт вразрез с линией правительства, то для всего мира он и будет – политический заключённый.
В прежние века, до ооновской декларации о правах человека, законодательная возможность отправить человека в тюрьму за убеждения присутствовала даже во многих европейских странах. И Российская империя не была тут исключением. «Политический заключённый» – это был официальный статус.
Политическим преступлением официально считалось, например, «участие в скопище, собравшемся для неуважения к верховной власти или порицания образа правления, или сочувствия бунту или бунтовщикам», а также «произнесение речи, составление, хранение, правка сочинений, возбуждающих к неповиновению власти».
Это вам ничего не напоминает?
Как правило, политзэки после суда оказывались в Петропавловской или Шлиссельбу́ргской крепости в Петербурге. «Политические» должны были сидеть в одиночных камерах, а если таковых не хватало, то их селили сразу по несколько человек, но всегда – отдельно от уголовных, чтобы не распространяли на них своё влияние. По этим же причинам политзэков даже не привлекали к обязательным работам – чтобы они не пересекались с другими заключенными.
Условия содержания политзаключённых до революции в основном зависели от позиции начальства тюрьмы – но зачастую они были гораздо лучше, чем у простых арестантов. Дело в том, что в большинстве своем «политзэки» были дворянами, поэтому волей-неволей тюремщики, выросшие в сословной России, к ним относились иначе, чем к простолюдинам.
Рассказывают, что депутат Государственной думы, «кадет» Владимир Набоков – отец автора «Лолиты» – попав в питерские «Кресты» за демократические убеждения, ходил там в голубой шёлковой рубахе, в его камере была ванна, и он сам готовил себе простоквашу из «превосходного» молока. Но впоследствии ни советская власть, ни путинская подобных поблажек политическим не делала.
Часто для политических преступников в царской России в качестве наказания использовали ссылку. Кстати, эту традицию унаследовал и Советский Союз. Главный смысл ссылки заключался в том, чтобы убрать преступника подальше от общества. Сомнение – ужасно заразная штука, так что сомневающихся в правильности курса отправляли на самоизоляцию, обычно куда-нибудь подальше от столиц, на окраину. Вспомним знаменитый «101-й километр» – способ ограничения в правах отдельных категорий граждан в СССР. Согласно ему, тем же политическим и членам их семей запрещалось жить ближе, чем в ста километрах от крупных городов и государственной границы.
Сейчас в России нет такого вида наказания как ссылка. Да и, пожалуй, с появлением интернета она стала бы бессмысленной. А политзеки как были, так и остались. Они никуда не исчезали на протяжении всей нашей истории последнего столетия.
После Февральской революции в 1917 году Временное правительство освободило всех политзаключенных. Но вскоре появились новые…
По подсчётам «Мемориала», общее количество людей, подвергнутых политическим репрессиям по индивидуальным обвинениям в Советском Союзе, составляет 4,5–5 млн человек.
Из них более миллиона были расстреляны, остальных отправили в лагеря, и лишь небольшую часть – в ссылку. Ещё около шести миллионов человек были репрессированы «в административном порядке» – то есть депортированы. Здесь – и кулаки, и тунеядцы, и целые народы, такие как волжские немцы, чеченцы, балкарцы… Всего же, как подсчитали «мемориальцы» в СССР по политическим мотивам было репрессировано примерно 11–11,5 миллионов человек.
Интересно, что вместе с обыкновением прессовать идейных противников, Советский Союз унаследовал от царской России и другой обычай, предписывающий особое отношение к полизекам. Это не было уважительное или хотя бы снисходительное отношение, нет. В том же «Архипелаге Гулаг» или у Шаламова вы можете прочитать, как нелегко приходилось «политическим» в лагерях. Просто по-прежнему государство старалось не допускать кровосмешения криминального и политического миров. Да они и сами избегали прямых столкновений.
Исключение составляли случаи, когда начальство приказывало блатным прессовать политических – избить или каким-то другим образом сделать их существование в лагере невыносимым.
А вот в брежневские времена и в начале правления Горбачёва к политзаключенным тюремные администрации стали проявлять даже больше внимания – на всякий случай. Ведь любого из этих политических могли в любой момент обменять, как Владимира Буковского на Луиса Корвала́на. Политзэков берегли, но особых условий им не создавали.
Всех советских политзаключенных выпустил на свободу Михаил Горбачёв, вскоре после своего избрания на пост генерального секретаря ЦК КПСС. Случилось это после гибели в тюрьме известного диссидента и писателя Анатолия Марченко в конце 86-го года. Причиной смерти стала длительная голодовка с требованием освобождения всех советских политзаключенных свободы политзаключенным. И Горбачёв услышал Марченко, пусть и после его смерти.
Но как и после революции, после полной амнистии всех политзаключенных вскоре начали появляться новые! Не прошло и 20 лет!
Новая тюремная прослойка политзаключенных появляется уже при раннем Путине – в начале 2000-х. Дело «ЮКОСа», или, например, многочисленные дела Эдуарда Лимонова и его сателлитов из числа участников активной в те годы «национал-большивистской партии».
При этом мы помним, что официально в России политических заключённых нет! Органы придумывают для неугодных совершенно другие статьи – но никто ведь не сомневается, что Михаил Ходорковский сидел вовсе не за налоговые преступления – а за собственные политические амбиции. А Лимонова со-товарищи прессанули за то, что попытался угнать из-под надзора государства и единолично пользовать правую повестку, набиравшую в те годы популярность.
22 мая 2008 года группа правозащитников обратилась к Президенту России Дмитрию Медведеву с просьбой о помиловании 15 человек, которых они считали политзаключенными. В этом списке были Михаил Ходорковский, Платон Лебедев, сотрудники ЮКОСа Алексей Пичугин, Светлана Бахмина и другие.
В 2009 году этот список пополнил наш коллега из «Новой газеты», журналист Ирек Муртазин. Он был осуждён за разжигание розни в отношении социальной группы «власти Татарстана».
Результата рассмотрения обращения правозащитников не было. В 2012 году в администрацию президента России поступил список уже из 38 заключенных – которых правозащитники также требовали освободить.
Здесь по-прежнему упоминались Ходорковский и Лебедев. А ещё: российский активист и правозащитник Сергей Мохнаткин, офицер Сергей Аракчеев, представитель партии «Яблоко» Максим Петлин и другие. И снова реакции – ноль.
Через год в 2013 году суд впервые приговорил Алексея Навального к условному наказанию по делу «Кировлеса». Статья была чисто хозяйственная и приговор был – сигналом о пересечении красной линии.
Первая по-настоящему политическая статья появилась в российском Уголовном кодексе в 2014 году. Это статья 212.1 – «Неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования», так называемая «дадинская» статья – по имени первого осужденного по ней Ильдара Дадина.
Ильдар Дадин – российский оппозиционный гражданский активист. С 2011 по 2015 год он регулярно участвовал в пикетах и акциях оппозиции. Его неоднократно задерживала полиция. В декабре 2015 года Дадина приговорили к трём годам лишения свободы. Он стал первым официальным политическим заключённым в современной России.
В январе 2017 года благодаря давлению въедливых адвокатов Конституционный суд РФ потребовал пересмотра приговора Дадину. Суд отказался признать статью 212.1 УК РФ противоречащей Конституции (как того просил Дадин), но предложил российскому парламенту внести в неё изменения: так, чтобы уголовная ответственность за «неоднократные нарушения порядка проведения мероприятий» наступала только если действия митингующего повлекли за собой вред гражданам, общественной безопасности или конституционно охраняемым ценностям.
Через месяц после этого Верховный суд России отменил приговор в отношении Дадина, уголовное дело прекратили, а за Дадиным признали право на реабилитацию. В итоге он вышел на свободу, отсидев меньше половины своего срока. И всем нам, наивным, тогда ненадолго показалось, что это была первая ласточка, чирикавшая о том, что принципиальная победа над системой – возможна. Сколько неприятный удивлений нас ждало впереди…
Вслед за Ильдаром Дадиным срок по 212-й статье получил активист Константин Котов, а также была осуждена Юлия Галямина. Она получила только условный срок, но это стало поводом лишить её депутатских полномочий.
Следом было максимальное расширение правоприменительной практики по статье 282 (разжигание ненависти или вражды), принятие закона о признании физлиц иноагентами – и криминализация последствий такого признания, закон о фейках, закон о дискредитации армии, расширенный теперь и на уголовников из ЧВК «Вагнера»…
По данным правозащитного проекта «Поддержка политзаключенных. Мемориал» по состоянию на конец марта в России было 550 политзаключенных: то есть людей, находящихся в заключении именно в связи с убеждениями. Среди них 141 человек – это люди, пострадавшие за политические взгляды, и 409 пострадавших за веру. (Эта сумасшедшая цифра складывается в основном из иеговистов, за которых активно принялась в последние годы российская власть).
Все эти люди не прибегали к насилию и не призывали к нему, но стали жертвами целенаправленного государственного беззакония, – так их определили правозащитники. После аннексии Крыма с 2015 года количество политзаключенных в России увеличилось более чем в 10 раз.
Сегодняшние российские политзаключенные – это невероятно пёстрое собрание людей разных возрастов, социальных слоёв, политических убеждений и религиозных верований.
Самый известный политзаключенный в России – это, безусловно, Алексей Навальный. Человек, который выдвигался на президентские выборы и на выборы мэра Москвы, собрал много сторонников, активно высказывал своё отношение к правлению Владимира Путина и партии «Единая Россия», а также создал свой легендарный «Фонд борьбы с коррупцией». Сейчас по совокупности приговоров по различным неполитическим статьям политик осуждён почти на 10 лет заключения в колонии строгого режима. И процессы в отношении Навального продолжаются! А сам он в это время не вылезает из ШИЗО, то есть его физически уничтожают.
Ещё один известный пример – 67-летний историк и поисковик Юрий Дмитриев, осуждённый на 15 лет колонии строгого режима. Суд признал его виновным в развратных действиях и в изготовлении детской порнографии с участием маленькой приемной дочери. Правозащитники, которые занимались этим делом, считают дело полностью сфабрикованным. Они уверены, что реальной причиной для осуждения Дмитриева стала его работа председателем Карельского отделения Российского общества «Мемориал». Дмитриев разыскивал места захоронений жертв политических репрессий в Сандармохе и Красном Бору в Карелии. Похоже, он раскрыл слишком много преступлений государства – советского ещё – и нынешнее государство, считающее себя его правопреемником, не на шутку обиделось.
Последний год, который Россия провела в огне войны, показал, как же много у нашей несчастной страны врагов, притом даже там, где их никто не ждал.
Ну, понятно, посадили политика Илью Яшина на 8,5 лет за фейки про российскую армию, распространяемые посредством публикации фотографий из Бучи. Или вот политику, журналисту и правозащитнику Владимиру Кара-Мурзе сейчас грозит 25 лет строгого режима. Он обвиняется сразу по нескольким статьям «Распространение фейков про российскую армию», «Участие в деятельности нежелательной организации» и «Госизмена». Причём «Госизменой» в его случае обвинители считают публичную критику власти. С этими товарищами всё ясно, они никогда не скрывали своего отношения к действующей власти.
Как закономерен и приговор московскому мундепу Горинову, который получил семь лет колонии только за высказанное мнение о том, что на фоне кровопролитной войны было бы неуместно проводить конкурс детского рисунка.
Но когда три года колонии дают вологодскому пенсионеру Румянцеву, который работал кочегаром и с домашней радиоточки якобы порочил армию – как вам такое? Когда 8,5 лет дают администратору телеграмм-канала «Протестный МГУ» студенту Дмитрию Иванову? А 60-летняя пенсионерка Наталья Филонова из Улан-Уде, которой за её антивоенную позицию сейчас грозит до 10 лет колонии, и приёмный сын которой вновь вернулся в детский дом? А Вика Петрова, питерский менеджер по продажам, которая вот уже почти год сидит в СИЗО за перепост реплик Каца и Невзорова – и ждёт своего приговора в 10 лет? И это – не единичные судьбы, таких – десятки и сотни.
Вот такие сейчас опасные враги у нашего государства! Таких врагов боится наш президент. Почему так? Не потому ли, что высказывая сомнения, эти люди заставляют сомневаться других – а Россия, несущаяся в пропасть, не должна сомневаться?
В советское время максимальный срок лишения свободы составлял всего 15 лет, это считалось одним из важных завоеваний правовой системы, а большие сроки заключенных в других странах назывались пережитком капиталистического строя. Сейчас сроки по 18 и 25 лет за ненасильственные преступления в России уже никого не удивляют.
И даже более того, сейчас у убийц по статистике больше шансов быть оправданными в суде, чем у осуждённых за ненасильственные преступления, сопряженные с политическими взглядами.
Удивительным образом, в России слово стало опаснее ножа или пистолета. Это страшно, но именно это открывает всем нам невероятные возможности для сопротивления. Да, они запрещают нам говорить и писать. Они поставили за грань закона саму попытку донесения до людей правды. Но никто пока не запрещал нам эту правду искать и знать. Никто не запрещал нам сомневаться, а сомнение – жутко заразная вещь. Потому российские власти его и боятся.
Продолжение следует.
Этот материал был создан при поддержке издания The Moscow Times и телеканала Дождь.