О России как о социальном государстве – в сравнении с другими странами
Вы читаете текстовую версию видео Разбора
«Российская Федерация – социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека».
Это – буквальная формулировка 7 статьи Конституции. Что такое «социальное государство»? Что мы вправе ожидать и даже требовать от него? Чем «социальное государство», построенное в России, отличается от других «социальных государств», построенных в других местах?
В России в психоневрологических интернатах живет 177 тысяч человек. ПНИ – это по сути тюрьмы, со строгими условиями содержания. Различаются они только тем, что из тюрьмы человек может освободиться с истечением срока приговора – а из ПНИ никогда, даже если его диагноз ничем не угрожает обществу.
А в Германии, к примеру, ПНИ нет вообще. Люди с ментальными особенностями живут среди прочих, иногда – в семьях, иногда – в специальных «социальных квартирах». Интересно, почему у нас не так?
Вот ещё один вопрос. Почему итальянские, например, дети, заболевшие раком, имеют право лечиться в любой Европейской клинике за счёт государства, а для наших мы всем миром, через благотворительные фонды собираем деньги на лечение?
Или такая вот загадка: почему в голландском городе Бреда вы не найдёте ни единого жилого дома, ни единого магазина или кафе, в которое не мог бы заехать человек на коляске, а у нас даже отделения соцзащиты иногда оборудованы такими пандусами, словно люди, делавшие их, желали скорейшей смерти всем колясочникам?
Ответ на все эти вопросы банален и дело не в том, что эти страны богаты. Латвия, например, не будучи особо богатой, всё равно изыскивает средства, чтобы обеспечить своим инвалидам персональных ассистентов на постоянной основе. Нет, дело в том, что эти страны просто другие. С иным уровнем общественной терпимости к «особенным», уязвимым, слабым. С иными представлениями о смысле существования государства. И, как следствие – с иным законодательством в отношении тех, кто нуждается в помощи.
Всё это – не история дня сегодняшнего, всё это растёт из прошлого.
Системы социальной защиты большинства европейских стран исторически предполагают «социальный», уважающий подход к человеку в любых физических обстоятельствах. Это означает, что человек в любой жизненной ситуации определяется как субъект, к которому должна приспособиться среда. Не наоборот – а именно так. В отличие от европейских стран, в СССР сформировался иной, «медицинский» или «физиологический» подход, который рассматривает человека с особыми запросами как «объект». А следовательно, как проблему. Чтобы не перекраивать быт всей страны, для людей с особенностями или ограниченными возможностями была создана отдельная инфраструктура – свои интернаты, свои медцентры, свои школы и свои предприятия. Цели декларировались сугубо благородные: так им самим удобнее. Однако на практике разделение людей по принципу среды привело к сегрегации, к тому, что общество распалось на условно «нормальное» большинство – и остальных, «убогих».
Особенных человеческих нужд словно бы и не существовало в Советском Союзе. Вспомним, как в первые же послевоенные годы по приказу Сталина все крупные города были зачищены от «самоваров» – солдат, потерявших конечности на фронте. Их свезли в отдалённые монастыри, чтобы своими видом они не портили духоподъёмное настроение победившему народу, не напоминали бы о страшной цене этой победы.
И тех инвалидов, которых наплодит нынешняя украинская война, вряд ли ждёт беззаботное счастливое будущее. Ведь Россия унаследовала от Советского Союза этот «физиологический» подход, в центре которого стоит не ценность человеческой личности, не её потребности – а благостность картинки, общее приятное впечатление, выплеснутое в газеты и на экраны телевизоров.
И так во всём.
«Особый ребенок – не повод перестать жить полной жизнью. Да, жизнь изменится, и всё хорошее в этих изменениях зависит только от нас самих. Нужно принять и жить полной и счастливой жизнью».
Это цитата из оптимистичного, красиво иллюстрированного интервью председателя Общественного совета по делам молодых инвалидов при московском департаменте соцзащиты Юлии Камал. Что, интересно, ответили бы ей родители Захара, который умер два года назад, так и не допросившись лекарства, положенного ему по закону?
Захару было 2,5 года. У него была редкая, тяжелейшая болезнь, СМА – спинальная мышечная атрофия, этот диагноз ему поставили почти сразу после рождения. У людей с такой болезнью повреждён или отсутствует ген, отвечающий за производство моторных нейронов. Из-за этого мышцы начинают слабеть, а потом и вовсе атрофируются.
Что такое жизнь семьи, в которой ребёнок болен СМА? День за днем родители наблюдают, как постепенно, один за другим потухают навыки. Вчера бегал – сегодня уже не может встать. На прошлой неделе рисовал фломастерами – сегодня не может держать их в руках. В доме появляется инвалидное кресло, вертикализатор, зонд для кормления, мешок Амбу – для того, чтобы мама вручную наполняла легкие кислородом.
Дыхательные мышцы – именно они отключаются последними, и малыш живёт, остаётся в сознании, пока его мозг получает кислород.
Давайте посмотрим в глаза маме, которая часами давит этот самый мешок Амбу, и скажем ей: «Нужно принять и жить полной и счастливой жизнью».
Захар мог бы жить и дальше, если бы получил своё лечение. Препараты от СМА – самые дорогие лекарства в мире, но они позволяют с этой болезнью жить. При том чем раньше начать терапию, тем большее количество моторных нейронов удастся сохранить, тем проще, легче будет жизнь ребёнка в дальнейшем.
Доза «Спинразы», которая бы спасла Захара, стоит 5 млн рублей. В первый год пациенту колют шесть таких доз, в последующие годы – по три. И так – до конца жизни. Пока будут колоть – будет жить. Конечно, по закону наше государство обязано предоставлять «Спинразу», но не спешит раскошеливаться. По идее, суд не может отказать человеку, требующему лекарство по жизненным показаниям, но чиновники, даже заранее зная этот исход, всё равно заставляют родителей проходить все судебные инстанции. Зачем? Да просто тянут время, ведь время работает на них. Не все же пациенты доживают до конца тяжб – а это экономия. В «социальном государстве Россия» тяжелобольных детей называют социальным балластом. Что уж говорить про взрослых, особенно о таких «неудобных» взрослых.
Впрочем, для того, чтобы стать «неудобным» взрослым иногда даже не надо тяжко болеть. Посмотрим, например, на случай Константина Маркина.
В 2005 году Константин Маркин, военнослужащий, развёлся с женой. На руках у Маркова осталось трое несовершеннолетних детей, младший из которых только родился.
Понятно было, что с интересами службы жизнь молодого отца-одиночки никак не совместима. И Маркин, в строгом соответствии с Конституцией, предполагающей равенство мужчины и женщины, попросил командование части оформить ему декретный отпуск. (В семейном кодексе Российской Федерации есть, кстати, оговорка на этот счёт: отпуск по уходу за ребёнком может взять мать, отец или даже другой родственник). Однако командование части рассудило так, что семейный кодекс – он для семейных. А для капитана Маркина – устав воинской службы. В предоставлении отпуска Маркину было отказано – на том основании, что он мужчина, «а с детьми обязана сидеть их мать». Маркин обратился с иском к командованию, пошли суды, которые один за другим ему отказывали. По «Закону о военной службе» женщинам-военнослужащим предоставляется отпуск по родам и уходу за ребёнком в обычном порядке. Но мужчин-военнослужащих закон отдельно не упоминает, из чего и командование, и суды делали вывод, что такой отпуск им и не положен. Если всех военнослужащих отпускать в декрет, то так и от обороноспособности страны ничего не останется!
«Обороноспособность», наверное, и есть главная национальная идея нашей страны. Не счастье людей, не радость – а «обороноспособность». И эта национальная идея, кстати, полностью объясняет нынешнюю так называемую «спецоперацию» в Украине, кровавую, бессмысленную, беспощадную. Война – это ценность, а мирные радости – нет.
Когда сыну исполнилось 8 месяцев, Маркин достучался до ЕСПЧ, который спешно коммуницировал его жалобу. Всё это время капитан таскался на службу вместе со своим новорождённым сыном, и только когда ЕСПЧ принял дело к рассмотрению, командование предоставило Маркину отпуск по уходу за ребёнком, потребовав в ответ отозвать иск из Европейского суда. Капитан этого не сделал по принципиальным соображениям: он хотел, чтобы его случай стал прецедентным, чтобы и другие военнослужащие смогли уходить в отпуск по уходу за детьми.
И вот в октябре 2010 года ЕСПЧ вынес решение, подтвердившее правоту Маркина, который требовал трёхлетний отпуск по уходу за ребёнком. Также суд постановил выплатить ему компенсацию в 6150 евро. За такое решение проголосовали шестеро из семи судей Европейского суда, а против, ожидаемо, проголосовал представитель России Анатолий Ковлер, который проинформировал своих европейских коллег о том, что у женщин в России есть «особая социальная роль – роль матерей».
Примечательно, кстати, то, что вот эта родительская роль, присущая будто бы только российским женщинам, во многих странах Европы давно, по умолчанию считается общей. И мужчины выходят в декретный отпуск наравне с женщинами, и это никого не удивляет.
В общем-то понятно, почему Российская Федерация так сопротивляется, так не хочет наступления вот этого «социального», человеческого государства – даже в мелочах. Мол, «если сейчас вы позволите отцу брать декретный отпуск – то завтра они у вас уже и гомосексуальный брак потребуют зарегистрировать. А вслед за этим – что? Отмена призыва в армию? Свободные выборы?» Вот примерно такая тут логика, призывающая население довольствоваться малым – но исконно своим, русским. Лучше по старинке – так оно предсказуемей и надёжнее.
В этой логике базовыми человеческими ценностями признаются только эти сугубо «традиционные». А другие вроде как и не ценности вовсе.
Но беда в том, что философия государства, отсылающая нас – как угодно это назовите – к традиционным, исконным, консервативным ценностям – всегда тяготеет к прошлому. Со всеми его неправдами и несправедливостями. Уступки человеческому в таком обществе возможны только как подачка, милость от барина. Как выплата малоимущим семьям в канун выборов. Как букет гвоздичек, подаренный ветерану на 9 мая. Ничего общего с идеей «социального государства» все эти благодеяния не имеют. Потому что совершаются они только тогда, когда целесообразны. А если не целесообразны – то не совершаются.
Вот такой случай можно привести в пример.
В мае 2020 года органы опеки Оренбургской области забрали из дома в посёлке Тюльпанный четверых детей. Их родители – Алёна Лихтенвальд и Николай Саморока – вели вполне себе пристойный образ жизни, не пили, занимались детьми. Вот только – были нищие. Так вообще довольно часто случается в России, что многодетные – нуждаются. Мама Алёна несколько лет была в декрете, так что работал в семье только папа Николай. Выбор вакансий в посёлке Тюльпанный, к сожалению, не велик, поэтому Николай хватался за любую подработку: копал колодцы, ремонтировал мелкую технику. Также Алёна получала пособия как мать-одиночка: из соображений финансовой целесообразности с Николаем они расписаны не были. Однако отцом он был образцовым, и многие в посёлке это подтверждают.
Поводом для отъёма детей стало состояние дома, который Николай с Алёной купили на материнский капитал двумя годами ранее. Этот дом вскоре после приобретения местные власти признали аварийным, а Алёну в связи с этим привлекли к административной ответственности за неисполнение обязанностей по воспитанию детей.
Алёна и Николай, понимая, что сами ремонт не потянут, писали и главе посёлка, и Губернатору области, и самому Путину. «Только на такой дом и хватило материнского капитала», – объясняли они свою ситуацию. Ниоткуда помощи им не пришло.
Опека ещё несколько раз их навестила, вынесла ещё несколько предупреждений, а потом детей забрали.
Процесс изъятия детей, до оторопи жуткий, был снят на камеру, которую Николай, зная о намерениях опеки, установил в доме. Зрители могут увидеть, как сотрудники опеки вырывают грудничка из рук у Алёны, а её саму, в истерике, полицейские заковывают в наручники. Эта запись попала в соцсети, разгорелся огромный скандал, историю пересказывали уже на центральных каналах – и семья получила помощь, в которой так нуждалась. Но нет, не от государства. Некий благотворительный фонд взялся купить Алёне, Николаю и их детям новый дом. Нашлись ещё анонимные жертвователи, которые помогли с деньгами.
Детей вернули из казённого учреждения. Младший, которому на момент изъятия было три месяца, наверное, и не вспомнит этого эпизода из своего детства (охраняемого, кстати, Конституцией РФ). Однако как старшим забыть холодные наманикюренные руки сотрудниц опеки и стальные наручники, которые захлопнулись на маминых запястьях? Так состоялось их первое знакомство с теорией «социального государства». А сколько ещё впереди. Сколько предстоит им пережить ради неведомых пока будущих войн, во имя которых будущие соловьёвы и прилепины будут снова и снова призывать страну сцепить зубы и терпеть, и терпеть, и терпеть. Как терпели наши деды, наши папы и мамы. Как терпим мы сами. Нам внушают: только война наполняет Россию смыслом, и для неё рождён россиянин. Не для радости, не для любви, не для путешествий и открытий – а для войны.
А теперь подумайте и ответьте сами себе: готовы ли вы согласиться с этим?
Продолжение следует.