Перед вами новый текст рубрики «Глубинная Россия». Здесь мы исследуем страну за пределами её столиц: настроения людей, быт и нравы, драмы и будни. Вместе с вами мы разбираемся, чем живёт большая Россия в переломный для неё момент и куда она стремится. Все тексты рубрики читайте по ссылке. Если у вас есть история для рубрики «Глубинная Россия», пишите нам по адресу contact@prosleduet.media
Пока в России раскручивается маховик политрепрессий, в Перми, словно в параллельной реальности, до сих пор существует мемориал «Пермь-36»: бывшая «зона» для политических заключённых. Это единственный в России уцелевший до наших дней лагерь системы сталинского ГУЛАГа, проработавший в качестве «зоны» до 1988 года. Через эту колонию прошли знаменитые политзаключённые застойных 1970-х: от украинского писателя и нобелевского номинанта Василя Стуса, скончавшегося в этих стенах, до писателя Владимира Буковского, первым рассказавшего о практике карательной психиатрии в СССР как о методе борьбы с диссидентами. Об этой «зоне» почти никто не знал в СССР. Зато на Западе она, несмотря на секретность, была отлично известна.
В 2010-е «Пермь-36» имела все шансы войти в фонд всемирного наследия ЮНЕСКО. Сюда ехали со всего мира – в 2013 году счётчик посещений на сайте «Пермь-36» перевалил за 41 тысячу гостей, среди которых было много иностранцев. Пермские власти называли музей местной жемчужиной, а стены бывшей политической зоны каждое лето сотрясали громкие, жаркие и острые политические дискуссии. Участвовали в них даже молодые коммунисты 1990-х, до одури спорившие с политзеками «Перми-36» об исторической памяти.
Но в 2014 году всё резко поменялось. Власть выгнала из музея его основателей и даже, ходили слухи, собиралась превратить бывшую колонию в музей истории ФСИН, но этого не случилось. Несмотря на то, что формально «Пермь-36» по-прежнему остаётся музеем политрепрессий, бывшие политзеки, помогавшие прошлому руководству восстанавливать историю «зоны», перестали сотрудничать с новым менеджментом из числа бывших пермских чиновников. А изгнанные основатели запустили в этом июне виртуальный музей «Пермь-36» – в том виде, в котором они задумывали музей изначально.
Что сейчас происходит с единственным сохранившимся до наших дней лагерем сталинского ГУЛАГа, который ещё недавно имел все шансы стать всемирно известной достопримечательностью – разбирался корреспондент «Продолжения следует».
Мёртвый сезон
Музей «Пермь-36» стоит на отшибе деревни Кучино в 100 километрах от Перми. Доехать до него на общественном транспорте крайне тяжело. Найти автобусный рейс до Кучино из Перми мне не удалось. Ближайший автобус ходит сюда ежедневно из соседнего городка Чусового на 45 тысяч человек. В этом городе и живут музейные работники.
В деревне первыми (и единственными) меня встречают стелы «По дороге памяти»: они сколочены из серых и специально состаренных досок с рисунком колючей проволоки и стилизованы под «страшное лагерное прошлое» деревни, но то, что написано на табличках, приколоченных к этим стелам, сильно контрастирует с тем, что ожидаешь узнать, приезжая в такое место.
Первая стела – «Контрольно-пропускной пункт» – рассказывает о том, как богато жила деревня рядом со строившейся в 1946 году «зоной». Вторая – «Клуб военного городка» – вновь старается удивить нас былой роскошью. И всё-то тут было хорошо: от изобилия продуктов в местном магазине, куда ходили жители окрестных деревень, до танцев в местном клубе, после которых, утверждает табличка, молодые девушки выходили замуж за 18-20-летних солдат, охранявших зеков.
Если посмотреть на это место сейчас, то о былой привольной жизни с магазинами, мороженым и танцами уже не напоминает ничего. КПП, как сообщает нам стела, убрали еще в 1970-е.
Вокруг бывшей зоны холодный весенний пейзаж из сухой травы и деревенских и дачных домиков.
На парковке у музея-заповедника только один служебный автомобиль. Из людей – пожилой охранник на крыльце.
– Это же вы записывались на экскурсию? – дежурно спрашивает он у меня. После утвердительного ответа, докурив, неспешно заходит внутрь.
Я иду за ним и попадаю в административный корпус, где кроме того самого охранника и пары сотрудников, к своему удивлению, не обнаруживаю никого. На прилавке сувениры: книжки, варежки. Так, за 500 рублей можно купить «антироман» автора «Колымских рассказов» Варлама Шаламова «Вишера». Свой первый срок – с 1929 по 1931 годы – Шаламов, осуждённый за «антисоветскую агитацию», отсидел именно в Пермском крае, в Вишерском лагере.
– У вас посетители бывают? – спрашиваю я у кассира.
– Да, сейчас сезон начнётся – пойдут, – отвечает сотрудница. Вероятно, сезон начинается как минимум с выходных, а не со среды в 16 часов, когда я добрался сюда.
Как мне удалось выяснить, в «Перми-36» сейчас работает не больше 20 человек – по 10 в смену. В 2014 или 2015 годах штат был примерно таким же, но в музее даже работали бывшие надзиратели. Например, в 2015 году журналисты «Дождя» (Минюст считает это СМИ «иноагентом») нашли бывшего лагерного охранника «Перми-36» Ивана Кукушкина, который устроился сюда охранять уже не «зону», а музей.
Гуляя по территории, я не мог отделаться от ощущения, будто в музее остановилась жизнь. Внутренняя территория колонии казалась абсолютно пустой. Там просто не было людей. Может, я просто приехал не в то время?
Впрочем, в отзывах на гугл-картах или приложении 2ГИС приезжавшие сюда в августе и сентябре 2022 года, точно также, как и я, удивлялись, что были единственными гостями мемориального музея-заповедника. А пользователь с ником Ozzik74 отмечал, что ехал с друзьями сюда «издалека» и добрался только в 17 часов. Ребят не пустили, потому что музей, работающий до 18 часов, запрещает индивидуальные посещения после 16:30.
Иностранцы ругают музей за неживую атмосферу. Например, пользователь Bruce Mosher (Гугл перевёл его отзыв с английского) пишет о музее так: «Я был разочарован тем, что большинство предметов повседневной жизни отражены только в виде плакатов. Например, есть какой-то станок, который гниёт в земле. Со временем он опрокинется, и я не думаю, что они что-то сделают с этим. Я понимаю, что я избалованный американец, но оживить это место на самом деле не так уж и сложно. Тогда они смогут привлечь и расширить кругозор незаинтересованных».
Другой пользователь Andrea Dusi писал на итальянском в 2022 году, что место «совсем не похоже на [музей] – концентрационный лагерь в Германии или Польше». А как добраться до бывшего лагеря для политзеков, никто из местных, по его словам, не знает. «Вероятно, они не хотят объяснять людям, что это было за место, поскольку, даже когда люди спрашивают, как туда добраться, они делают вид, что не знают, где находится ГУЛАГ», – возмущается иностранец.
Однако в отчётах на сайте музея говорится о почти трехкратном росте посещаемости за последние шесть лет: с 6 тысяч 957 человек на 2016 год до 20 тысяч 256 человек на 2022-й. Правда, больше 40% из них, судя по тому же отчёту – это школьники, пенсионеры и студенты-очники.
И, конечно, иностранцев становится всё меньше. В 2015 году музей регистрировал 818 гостей преимущественно из стран Европы и из США, а в 2021 году уже в два с половиной раза меньше – 322 иностранца. После начала вторжения иностранных гостей стало ещё меньше – 103 человека за 2022 год.
Но в 2010-х, когда музеем руководили его основатели, сюда ездили со всего мира. По данным сохранившегося в веб-архиве сайта команды АНО «Пермь-36», которая и придумала этот музей, и управляла им долгие годы (Минюст считает организацию «иноагентом»), в 2011 году бывшую «зону» посетили 21 тысяча 609 человек. По данным 2012 года – уже 38 тысяч 251 человек, а в 2013 году посещаемость пробила отметку в 41,2 тысячи гостей. Если верить счётчику, то выходило, что подавляющее большинство гостей были иностранцами.
Исчезающая память
Лагерь в Кучино появился после войны в 1946 году. Поначалу его контингент составляли в основном осуждённые за бытовые преступления. Вокруг много пригодного для рубки леса, близко протекает река Чусовая, по которой зеки сплавляли древесину в Молотов (так в 1940-е называлась Пермь) и далее.
Мой экскурсовод – Александра, молодая девушка, студентка журфака из Чусового. Работает тут два с половиной месяца. Зарплата, говорит, 24 тысячи рублей – и это с учётом премий за хорошую работу. Второй экскурсовод, по её словам, собирается увольняться. Но и она настаивает: жизнь в музее есть, экспозиции меняются и обновляются.
Как только мы с Александрой вышли во внутренний двор бывшей колонии, в глаза мне бросился деревянный забор в нескольких метрах от меня. На нём колючей проволокой был свит нотный стан, под которым тонкими синими буквами выписаны строки сталинского гимна Советского Союза: «Сквозь грозы сияло нам солнце свободы, и Ленин великий нам путь озарил, […] на труд и на подвиги нас вдохновил!».
Строчка «Нас вырастил Сталин – на верность народу» стёрлась, видно, от времени.
Этот же гимн, но уже с другими словами, мы до сих пор слышим на каждом государственном мероприятии или в обращении Путина под Новый год.
– На заборе какая-то песня написана синим цветом. Это что? – спрашиваю я у экскурсовода, поначалу не вчитавшись в еле заметный текст. (Разобрать его я смог, просматривая свои фото уже после экскурсии).
– Это неоригинальное. Это… Элемент для антуража, – нашлась она. – Дизайнерское решение.
– Она [песня] к чему-то отсылает? Её напевали местные заключённые? Или она что-то значит в истории лагеря? – не унимался я.
– Не особо. Обычная лагерная песня, – сымпровизировала Александра.
На самом деле, как я выяснил после экскурсии, эта работа называется «Колючий гимн». Она появилась на заборе внутреннего периметра «Перми-36» в 2010 году в рамках форума «Пилорама», который прежнее руководство общественного тогда музея проводило каждое лето. Создала этот арт-объект художественная группа Kreafish известного пермского стрит-арт художника Александра Жунева, хорошо известного в России. В книге «Жунев. Эксперименты нехудожника» смысл арт-объекта объясняется так: «в гимне несколько раз упоминается слово «свобода», хотя мы знаем, что половина советской промышленности была построена руками заключённых».
Умер Жунев в поезде Москва – Пермь от остановки сердца 10 августа 2018 года. Художнику было 34 года. После смерти министерство образования и науки Пермского края поддержало идею его друзей и близких создать сквер памяти художника у центра детского творчества «Современник». Но сквер так и не появился.
Так, подобно облетевшей с забора строчке про Сталина, и вымывается наша память.
Машина по перемалыванию людей
В 1950-е, после смерти Сталина, расстрела Берии и «чисток» среди силовиков, колония превратилась в «красную зону» – лагерь для сотрудников НКВД, судей и прокуроров. Это был единственный период за всю историю «Перми-36», когда здешние зеки чувствовали себя вольготно. Кормили бывших силовиков неплохо, в меню была, например, горбуша; надзиратели воспринимались скорее как обслуга.
В 1972 году колония приняла первых «политических», этапированных сюда из Мордовии. А силовиков отправили в Нижний Тагил. В этот момент колония приобрела свое общеизвестное сейчас «народное» название – «Пермь-36», став частью секретного в СССР, но известного на Западе «пермского треугольника» для политзеков. В него входили открытые в те же годы лагеря «Пермь-35» и «Пермь-37». Эти две колонии до сих пор работают по своему первоначальному профилю. 36-я же считалась самой суровой.
В начале 1980-х при «Перми-36» открылся участок «особого режима», куда сажали украинских националистов и диссидентов-«рецидивистов». Содержались они по двое в камере, часто разных взглядов, чтобы жизнь казалась невыносимой. Официально известно лишь о нескольких смертях на «особом режиме». Один из погибших – украинский правозащитник Юрий Литвин – вспорол себе живот. Другой – украинский поэт Василь Стус – при странных обстоятельствах погиб в карцере.
Один из немногих оставшихся в живых политических заключённых «Перми-36» – литературовед и профессор Страсбургского университета Михаил Мейлах. В андроповском 1983 году его показательно судили за найденные в доме книги Осипа Мандельштама, Александра Солженицына и Иосифа Бродского, с которым Мейлах дружил. Это посчитали «антисоветской агитацией».
«Я был на «строгом режиме». Это были большие бараки человек на 30. Отопление было центральное. Я там работал в кочегарке, поэтому хорошо это знаю. Большая часть тепла уходила на «зону» к ментам (так заключённые называли надзирателей – прим. ред.). Их отапливали. А когда были сильные морозы, в бараке было не больше семи градусов. Согревались собой, внутренними ресурсами», – так описывает лагерный быт «Перми-36» в телефонном разговоре со мной 79-летний Михаил Мейлах.
В сохранившемся до наших дней лагерном бараке, впрочем, холодно до сих пор.
На «строгом режиме» администрация колонии часто выдумывала нарушения, чтобы, как вспоминает Мейлах, сломать человека. Его могли лишить переписки с родными на воле и те не знали, что происходит с тобой. Отправляли в ШИЗО на 15 суток, где кровати опускались только на ночь, свет не гас никогда, а раз в два дня штрафников кормили только хлебом (400 граммов в день), солью (10 граммов в день) и стаканом кипятка на вечер.
«Зону» закрыли лишь в 1988 году личным распоряжением генсека СССР Михаила Горбачёва.
В 1989 году в кучинских бараках обустроили психоневрологичесий интернат, (последнее помещение интернат освободил только в 2011 году).
Русский Освенцим
В 1992-м преподаватель истории Пермского пединститута Виктор Шмыров впервые оказался в Кучино. Эта поездка произвела на него неизгладимое впечатление. В интервью радиостанции «Эхо Перми» Шмыров так описывал эту поездку: «Я оказался в этом месте впервые и увидел лагерные постройки, подобных которым мне раньше видеть не приходилось. Появилась догадка, что это сооружения эпохи сталинского ГУЛАГа. Через два года мы узнали, что так и есть, и что это единственный в стране сохранившийся в реставрационной целостности комплекс построек сталинского ГУЛАГа. Это представляет огромную общечеловеческую ценность».
(Лично пообщаться с Виктором Шмыровым и его супругой Татьяной Курсиной, которые основали музей и горели этой работой, при которых на музей обратили внимание международные организации и которые сделали всё, чтобы память о преступном прошлом нашей страны не была забыта, мне не удалось: запросы об интервью они проигнорировали).
Спустя два года, в 1994 году, Шмыров и пермский «Мемориал» (Минюст РФ его считает «иноагентом») создали автономную некоммерческую организацию «Мемориальный музей истории политических репрессий и тоталитаризма в СССР» (позже – АНО «Пермь-36»). Сегодня Минюст РФ также считает организацию «иноагентом», а тогда молодое российское государство не стеснялось своего кровавого советского прошлого. Тюремные постройки и территория были переданы общественному музею в безвозмездное пользование, и вплоть до 2013 года в работе «Перми-36» государство участия не принимало.
К середине «нулевых» музей расцвёл. В 2004 году международные организации рекомендовали включить «Пермь-36» в список объектов всемирного наследия ЮНЕСКО – позже тогдашний замминистра культуры Пермского края Александр Протасевич хвастался этим в своём блоге.
В 2012 году команда Шмырова подготовила все необходимые документы для перевода музея в статус объекта культуры федерального значения – музей имел все шансы быть в списке ЮНЕСКО вместе с бывшим концлагерем Аушвиц.
Но вопрос застрял на уровне пермского краевого правительства.
Тогда же музеем заинтересовалась американская Ralph Appelbaum – одна из старейших и авторитетных компаний, занимающаяся оформлением музейных выставок и создавшая, например, музей Холокоста в США и музей ядерной бомбардировки в Хиросиме. Стало ясно, что «Пермь-36» – это не локальная история.
В новый общественный музей потянулись люди. Еще с 1995 года там каждое лето проходили международные летние лагеря под покровительством молодёжного крыла «Мемориала». Ребята бесплатно и на энтузиазме приезжали со всей России и из-за рубежа, помогая поднимать историческое наследие из руин.
– У нас был отдельный волонтёрский городок на берегу реки Чусовой, своя баня, свой спальный корпус, кухня. Волонтёры каждый день выходили на работу: строили заборы, натягивали колючую проволоку, бетонировали дорожки, убирали строительный мусор, который оставался после профессиональных строительных бригад, занимавшихся реконструкцией, – объясняет принцип работы такого волонтёрского лагеря Роберт Латыпов, курировавший это направление в музее. – Волонтёры были очень важной силой и поддержкой в восстановлении мемориального комплекса.
Затем в музей стали приглашать учёных, общественников, активистов некоммерческих организаций Прикамья, бывших диссидентов, чтобы те читали лекции молодым людям. Волонтёрам это, говорит Латыпов, очень нравилась: «великолепная атмосфера была, это все подчёркивают».
– Волонтёры – с некоторыми я до сих пор на связи – вспоминают эти смены как самые счастливые времена своей жизни. Время свободы. Они видели, что это [«Пермь-36»] – место страдания. Особенно если брать диссидентский период её истории. А рядышком одновременно волонтёрский городок, где всюду смех, игры, любовь и настоящая дружба возникает. Молодёжь ощущает кайф от жизни. И все это находится в ста метрах друг от друга, – вспоминает Латыпов. – Оказывается, можно, знакомясь с местом национальной травмы, работая с ней, не потерять себя.
Самый громкий проект общественного музея 2000-х – это международный фестиваль «Пилорама», выросший из праздника авторской песни. В 2007 году губернатор края Олег Чиркунов включил «Пилораму» в перечень «имиджевых проектов», после чего фестиваль получил финансовую поддержку региона. К своему расцвету в 2012 году это уже были площадки с острыми даже по временам 2000-х годов политическими дискуссиями о том, куда идёт Россия, театрами, выставками, сценами для рок-музыкантов и авторской песни.
В этих дискуссиях регулярно участвовали представители КПРФ, а с 2012 года – ещё и радикальные сталинисты от движения «Суть времени». На встречах с политзаключёнными они часто обвиняли последних в перевирании истории. Несмотря на конфликты, левых активистов не выгоняли с мероприятий и пускали на «Пилораму».
Гостями фестиваля в разные годы были Юрий Шевчук, Андрей Макаревич (сегодня Минюст считает его «иноагентом»), оппозиционный политик Борис Немцов, арт-группа «Митьки». На пике популярности, в 2011 году, фестиваль собрал 12 тысяч человек.
Бориса Немцова убили в 2015. Концерты Шевчука сегодня запрещают, Макаревич вынужден был уехать из страны. А в январе этого года картину основателя «Митьков» Дмитрия Шаргина, написанную в 1984 году, сняли с выставки в музее декоративного искусства в Москве из-за лозунга «Митьки никого не хотят победить!».
Захват
Содержание общественного музея к 2012-2013 году обходилось в среднем в 9-10 млн рублей – это охрана и поддержание мемориального комплекса в исправном состоянии, отмечает Латыпов. Без господдержки музей существовать не мог.
– В 2012 году стало очевидным, что придут ко всем независимым общественным организациям, которые продолжают свою деятельность, да ещё и критикуют действующий режим в России, сравнивают его со сталинским – а это происходило на форуме «Пилорама» однозначно, – считает Роберт Латыпов.
Так и получилось. Последний волонтёрский лагерь прошел в «Перми-36» в 2013 году. Уже как палаточный городок – прежние строения снесли, а краевые власти, тонко чувствуя настроения Кремля, объяснили, что земля продана под дачи.
Следующей жертвой стала «Пилорама». В 2013 году чиновники администрации губернатора Пермского края (тогда – Виктора Басаргина) потребовали от Шмырова, как от одного из организаторов «Пилорамы», вычеркнуть из списка гостей тогда ещё мэра Екатеринбурга Евгения Ройзмана (сегодня признан «иноагентом») и кремлёвского политтехнолога времён первого путинского срока, советского диссидента Глеба Павловского (умер в конце февраля 2023 года). Шмыров счёл это цензурой и отказался исполнять такое требование. Тогда «Пилорама» чуть не сорвалась: финансирование мероприятия урезали вдвое – с 5 млн до 2,5 млн рублей, а когда историки-энтузиасты нашли деньги, власти заявили, что не смогут обеспечить безопасность участников. И с 2014 года «Пилорама» больше не проводится.
В те же годы участники «Сути времени», а позже и коммунисты, стали активно жаловаться на общественный музей в прокуратуру. Из-за чего в Кучино регулярно ездили ревизоры.
Тем временем в тайне от прежнего руководства правительство Пермского края создало в 2013 году государственное бюджетное учреждение «Музей политических репрессий «Пермь-36»» и перевело на его баланс все помещения колонии,
которые и так были в собственности государства, но находились у АНО в безвозмездном пользовании. Прежнему коллективу остались только архивы, фонды и выставки.
В мае 2014 года директором государственного уже музея «Пермь-36» была назначена замминистра культуры Пермского края Наталья Семакова. После этого, вспоминал Шмыров в интервью «Эху Перми», Семакова отправила письмо в АНО «Пермь-36», в котором потребовала от организации вывезти всё имущество, включая экспонаты, в течение 15 дней. Сделать это прежняя команда не успела. В итоге экспонаты и фонды госучреждение забрало себе. До сих пор некоторые экспозиции от прежней команды входят в экскурсионный маршрут по музею.
В ноябре 2014 года музей объявил, что стал «полностью государственным». Это следовало из первой опубликованной новости на новом сайте госучреждения «Пермь-36». После чего даже были разговоры о том, чтобы сделать из «Перми-36» музей работников ФСИН. Но, по счастью, мемориальный комплекс избежал этой участи: обращение к губернатору Пермского края Виктору Басаргину с требованием сохранить его подписали более 91 тысячи человек, а в краевую администрацию с просьбой сохранить и защитить общественный музей от захвата обращались и Совет Европы, и Amnesty International, и другие организации с мировой репутацией.
Наконец о происходящем узнал и Путин, дав 30 июля 2014 года распоряжение сохранить «Пермь-36» в прежнем виде, то есть под общественным контролем. Но этого сделано не было.
В пермском отделении КПРФ мою просьбу о комментарии проигнорировали. Впрочем, с 2014 года коммунисты уже и не требовали закрыть «Пермь-36». Видимо, память о репрессиях в таком приглушенном, редуцированном виде их вполне устраивала.
«Потом напишете, как мы культ Сталина прославляем»
С мая 2014 года и по сегодняшний день «Пермью-36» руководит бывшая чиновница Наталья Семакова. С тех пор вокруг «Перми-36» происходят вещи, которые плохо уживаются с представлением о том, что такое музей политических репрессий.
Так, в июне 2014 года, с позволения Семаковой, экскурсию для корреспондентов НТВ по территории бывшей колонии провели бывшие лагерные охранники. Сам сюжет обвинял мемориальный комплекс во вранье и назывался вполне недвусмысленно: «Пятая колонна». Комиссия по журналистской этике признала его нарушающим принципы беспристрастности и правды.
В 2016 году на День космонавтики на официальном сайте государственного музея «Пермь-36» был опубликован пресс-релиз, в котором говорилось об эффективности «шарашек» – научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро, в которых, отбывая свои сроки, работали учёные и инженеры. Оправдываться пришлось даже министру культуры Пермского края Игорю Гладневу, который признал существование таких контор «историческим фактом», но уточнил, что не считает те условия «эффективным способом работы, бесспорно доказавшим свою целесообразность». И публично попросил исправить это утверждение. После чего релиз с сайта музея пропал. И появилось сообщение, что «виновные лица привлечены к ответственности».
От нового руководителя отвернулись и бывшие зеки «Перми-36», активно помогавшие команде Шмырова восстанавливать историческую память. В 2017 году пермский «Мемориал» (Минюст считает организацию «иноагентом») опубликовал пост Михаила Мейлаха, в котором он назвал нынешнего директора «Перми-36» Наталью Семакову «ставленницей пермских и московских властей», а предыдущее руководство и основателей музея – «энтузиастами и профессионалами, которые были его душой».
На формальное в сущности письмо Семаковой с благодарностью за сотрудничество и с надеждами на дальнейшую работу он ответил так: «ваши надежды в отношении меня нереалистичны и, более того, глубоко оскорбительны». Мейлах не хотел помогать государству, которое, по его утверждению, оттеснило основателей «Перми-36» от их детища, а на общество «Мемориал» повесило «ГПУ-шную этикетку «иностранного агента».
Директор «Перми-36» Наталья Семакова общаться со мной отказалась. На своё письмо об интервью, отправленное за неделю до поездки, я ответа не получил. Уже в Перми, дойдя до администрации музея на Бульваре Гагарина, 10,
по реакции секретаря я понял, что письмо видели. Оно не попало в спам и даже кому-то дважды пересылалось. «Не знали, как корректно ответить», – пробормотала про себя секретарша, когда при мне разбирала электронную почту.
Дождавшись, когда из кабинета Семаковой выйдут сотрудники, я решил лично спросить её о том, как музей поменялся с 2014 года и какие планы по его развитию у руководства есть сейчас. Но Наталья Юрьевна заявила, что сильно занята и через 10 минут едет с членами краевого правительства в Кучино. В эмоциональной перепалке она, обидевшись на меня за визит без приглашения, обронила: «Вы потом напишете, как мы культ личности Сталина прославляем».
Музей забвения
Формально музей не поменял своего направления и по-прежнему рассказывает о политических репрессиях. В 2019 году для «Перми-36» даже была разработана концепция развития до 2030 года, в которой провозглашается сохранение бывшей колонии в прежнем статусе. Автором документа указан директор пермского креативного агентства «Азбука Морзе», кандидат исторических наук Максим Трофимов. Музейщики команды Виктора Шмырова называют документ «концепцией стагнации», делающей из мемориального комплекса «подобие краеведческого музея областного уровня».
Роберт Латыпов смог побывать в «Перми-36» в последний раз в сентябре 2021 года. Сейчас, как он считает, нынешнее руководство, исполняя «запрос власти», старается превратить мемориал о государственном терроре в музей забвения.
– «Пермь-36» они похоронили как известный музей. Причём не только для России, но и для иностранцев. Те немногие зарубежные гости, которые приезжают – они попадают туда скорее по инерции. Они когда-то слышали про «Пермь-36», когда-то об этом знали. И, удивляясь, что он ещё работает, решают, что надо съездить. Сейчас там нет большого потока посетителей, потому что нет событий.
При этом нынешнее руководство «Перми-36» не видит разницы между периодом Шмырова и текущей деятельностью музея.
– В чём принципиальная разница? Я не вижу никакой принципиальной разницы [между тем, каким музей был во времена Шмырова и сейчас]. Тем более, что инициатива того, чтобы музей стал государственным – это инициатива Виктора Шмырова. [Сейчас] государственный музей исполняет государственную концепцию по восстановлению прав тех, кто подвергся политическим репрессиям, – уверенно говорит заведующий информационно-просветительским сектором музея Вячеслав Дегтярников.
***
В июне этого, 2023 года, при участии Виктора Шмырова и Татьяны Курсиной пермские активисты создали виртуальный «музей в изгнании». В аннотации говорится: «Тот самый знаменитый на весь мир Мемориальный центр истории политических репрессий «Пермь-36», каким его задумывали создатели ещё в начале 90-х. В 2014 году российская власть присвоила построенный общественными силами музейный комплекс, чтобы из территории свободы превратить «Пермь-36» в «памятник советской зоне». И сегодня подлинный музей «Пермь-36» – это виртуальное пространство. Да, мы – «музей в изгнании». Новой волной репрессий 2022 года команда проекта разбросана по всему миру. Но мы по-прежнему собираем и рассказываем истории жертв тоталитаризма и героев советского диссидентства. И мечтаем однажды написать здесь: «Музей вернулся» – в свободную Россию, помнящую и уважающую свою историю». Пока сайт, программным директором которого выступила местная журналистка и поэтесса Юлия Балабанова, а консультантами – основатели «Перми-36» Виктор Шмыров и Татьяна Курсина, работает в тестовом режиме и информации там немного. Есть база данных пермских политзаключённых, история «зоны» и справка о проекте «Гражданские сезоны», где узники «Перми-36», правозащитники и независимые журналисты снова, как и в начале 2010-х на «Пилораме», обсуждали проблемы нашего гражданского общества вместе с бывшими политзеками «Пермь-36».
Мстислав ПИСЬМЕНКОВ
